– В чем дело? – спросил вышибала, сверля Сарычева маленькими глазками. – Господину пора проветриться?
– Пожалуй, – легко согласился Павел, чем немало озадачил вышибалу. – Адью! Так ты не забудь, – подмигнул он мэтру. – Антр-ну!
Прощально помахав рукой, Сарычев исчез за дверями ресторана.
– Что случилось? – поинтересовался громила, наблюдая, как мэтр перед зеркалом отряхивает фрак и поправляет галстук.
– У тебя все добро в дерьмо уходит, а лучше бы хоть что-нибудь доставалось мозгам, – зло ответил тот.
Поддернув манжеты крахмальной рубашки, он изобразил на лице привычную улыбку – не объяснять же этому животному, что на самом деле случилось. И вообще, об этом стоит помалкивать…
– Значит, так. – Сарычев достал из кармана брюк портсигар и закурил. – Сейчас ты зайдешь в какой-нибудь кабачок и подождешь меня, а я попробую потолковать еще с одним человеком.
Подпрыгивая на сиденье извозчицкой пролетки, – Павел Петрович взял экипаж, чтобы не терять времени, – Тоболин подумал, что дело потихоньку сдвинулось с мертвой точки. Если так пойдет и дальше, возможно, удастся отыскать хотя бы след пропавших ценностей.
Расплатившись с извозчиком, Сарычев огляделся и, указав Евгению на освещенные окна маленького итальянского ресторанчика, предложил ему подождать там.
– Возьми чего-нибудь, – сунув в руку Тоболина купюру, велел он. – А я нанесу визит в тот домик.
Евгений посмотрел на дом, куда собирался отправиться Сарычев. Сад, скрытый решеткой, густые кусты, высокие ворота с калиткой, двухэтажный особняк с широкими, открытыми верандами, застекленные эркеры, за окнами горит свет электрических люстр.
– Жди, – велел Павел Петрович и, поправив шляпу, направился к калитке. Проводив его взглядом, Тоболин пошел к ресторанчику.
Сарычев повернул ручку механического звонка и стал ждать пока откроют, нетерпеливо постукивая носком лакированной туфли по плиткам тротуара. «Интересно, – думал он, – предупредил метрдотель о том, что у него были? Скорее всего – нет. Зачем ему подставляться и выдавать самого себя? Сейчас время дорого, и надо действовать решительно, блефовать, нажимать, не давать Филиппову опомниться».
Щелкнул замок и приоткрылась решетчатая дверь калитки. В образовавшейся щели Павел увидел узкоглазое лицо.
– Борис Васильевич дома? – дотронувшись до полей шляпы учтиво спросил он. Щель стала шире и показалась белая рубашка, серый полосатый жилет и тонкие черные брюки, складками лежавшие на замшевых мягких туфлях без каблуков.
– Как доложить? – спросил слуга.
«Японец, – разглядев привратника, понял Павел. – Страхуется бывший присяжный поверенный, даже своих в дом не нанимает».
– Скажите, пришел Сарычев. Он знает, кто я такой.
Слуга молча закрыл калитку. Потянулись минуты ожидания. От нечего делать бывший есаул прошелся, заложив руки за спину и негромко насвистывая марш лейб-гвардии казачьего полка. Свежий воздух немного взбодрил его, прошла головная боль, выветрился хмель выпитого за игорным столом и мысли потекли ровнее.
Снова щелкнул замок, японец высунулся и, показав в презрительной ухмылке крупные, неровные зубы, сообщил:
– Хозяина не принимает.
– Ты! – Павел быстро сунул носок башмака в щель, не дав захлопнуть калитку. – Скажи ему, что дом спалю! Понял? Или он будет говорить со мной, или пожгу к чертям ваше гнездо вместе со всеми обитателями! Пошел!
На этот раз японец вернулся на удивление быстро. Широко распахнув калитку, он с поклоном пропустил Сарычева в сад и повел по вымощенной узорчатыми плитками дорожке к подъезду дома. Есаул хмуро кусал ус – не сдержался, пугнул, но что оставалось делать, если Филиппов забился в нору и не вылезает, а переговорить с ним обязательно надо?
Вошли в дом, поднялись по застланной темно-зеленым ковром широкой лестнице на второй этаж, в роскошно обставленную гостиную.
– Хозяина сейчас будет, – вежливо поклонился слуга и бесшумно исчез.
– Чем могу служить?
Павел Петрович обернулся. Приволакивая искалеченную ногу, к нему шел хозяин дома, придерживая рукой полы длинного шелкового халата. Блеснув стеклышками пенсне в золотой оправе, он выжидательно поглядел на незваного гостя, но руки не подал и сесть не предложил.
– Надо поговорить, Борис Васильевич, – миролюбиво начал Сарычев. – Может быть, присядем? Разговор деловой.
– Я не располагаю временем, – правая щека Филиппова дернулась. Принесла нелегкая этого забияку! Слуга-японец доложил, что бывший есаул слегка пьян и, кто его знает, вдруг действительно пустит красного петуха? С него станется, рассказывают, еще не такое выкидывал. Опасный человек, рисковый, ни в грош не ставящий ни свою, ни чужую жизнь. В отличие от него, Борис Васильевич свою жизнь очень ценил и старался попусту не рисковать.
– Если вы настаиваете, прошу, – он указал на кресла у камина и первым присел, предложив визитеру располагаться напротив. – Что вас привело ко мне?
– Дело о коллекции Тоболина, – усмехнулся Сарычев.
– Это какого же Тоболина? – удивленно поднял брови Филиппов. – Покойного профессора истории? Его, кажется, убили агенты Чека? Но при чем здесь я, позвольте спросить? Будьте добры, объяснитесь.
– Охотно. Вы, Борис Васильевич, умный человек, а повторяете пустые сплетни. Какое дело большевикам до Тоболина? Убили его свои, и не просто так. Вчера совершено покушение и на сына покойного профессора. Некие лица привезли его в банк и заставили получить хранившиеся там коробки с раритетами, а потом хотели убить на берегу моря.
– Хотели? Значит, мальчик остался жив? – стеклышки пенсне Филиппова блеснули красным отсветом пламени камина. – Слава богу!
Хозяин широко перекрестился, грузно повернувшись к киоту с лампадой. Сарычев наблюдал за ним с усмешкой.
– Перестаньте, – предложил он. – Перестаньте ломать комедию. Гришин-Григорьев ваш человек, не надо отпираться. Дело получит неприятный для вашей компании оборот, если…
– Что если? – переспросил Филиппов. – Договаривайте. Чего вы хотите?
– Хочу получить обратно коллекцию и десять тысяч долларов как компенсацию за ущерб.
– А вы наглец, – с интересом разглядывая Сарычева, протянул хозяин. – Я много про вас слышал, но, признаться, не всегда верил в то, что рассказывали.
– Теперь убедились? – засмеялся Павел Петрович, но тут же оборвал смех и сухо сказал: – Давайте договоримся. Отдаете коллекцию и чек. Я ухожу и избавлю вас от многих неприятностей, связанных с отказом.
– Каких неприятностей? – вкрадчиво осведомился Борис Васильевич, поудобнее устраивая больную ногу. – Вы что, располагаете показаниями этого Григорьева, или как его там? Он что, указал на бумаге о преступных действиях по моему прямому приказанию? Хватит, господин Сарычев, надоело. Уходите!
– А если Евгений, действительно, жив? – бывший есаул взял из стоявшей на столике коробки сигару. Понюхав ее, одобрительно кивнул и раскурил от свечи. – Знаете, что означает моя фамилия? Сарыч – это ястреб из породы канюков, охотящихся в степи за грызунами. А уж хромую крысу я всегда достану.
– В моем доме? – вскинул голову Филиппов. – Я прикажу выкинуть вас вон!
– Не прикажете, – стряхнув в камин столбик серого пепла с сигары, усмехнулся Павел. – Хотя бы потому, что прекрасно знаете о случившемся с профессором, его сыном и коллекцией. И сейчас просто прикидываете, как лучше избавиться от меня. Заставить навсегда замолчать или откупиться? Применять физические и иные меры не советую: надежные люди знают, куда я пошел, и располагают материалами против вас. А вот откупиться? Я не против. Условия вам известны.
Борис Васильевич снял пенсне и потер пальцами покрасневшие глаза. Мозг его лихорадочно работал, отыскивая единственно верное решение. Вне сомнения, визитер знает многое, но не все. Есть ли у него веские доказательства? Ну, если Евгений Тоболин на самом деле остался в живых, – что мало вероятно, – он мог рассказать обо всем. Гришин будет нем как рыба. Этьен и крепыш тем более – они полностью во власти Филиппова. Значит, остается один Евгений? Но у него нет никаких доказательств! Коллекцию он получил сам, все документы в банке оформлены правильно, а рассказывать байки умеет любой. Что могут противопоставить деньгам Филиппова бывший есаул Сарычев и сопляк Тоболин? А ничего! Но не в собственном же доме разбираться с нахалом?