Все обернулись в сторону актрисы. Она побледнела.
— Неправда! Я не убивала…
— Да, неправда, — согласился полковник. — Пан Земак показал, что видел пани Зоею, которая вышла из комнаты и направилась вниз. Молоток тогда уже снова лежал на диванчике. Пан Крабе, который живет в соседней комнате, тоже не видел, чтобы пани Захвытович в те критические минуты выходила из номера. А сговор, причем с двумя лицами, был бы в таком преступлении чрезвычайно рискован. Значит, мы должны исключить из числа подозреваемых как пани Зоею, так и двух молодых людей — ее мнимых сообщников.
Все трое вздохнули с облегчением.
— Возможность приставить лестницу была у пана Ясика, — продолжал Эдвард Лясота. — Но тогда он не признался бы, что лестницы не видал! Наоборот, ему выгоднее было бы утверждать, что по пути из «Карлтона» в «Соколик» он заметил лестницу под балконом. Да и ни к чему была портье эта лестница. Ведь мы точно знаем, что нападение совершено не им. Он в тот момент находился в кухне, откуда ушел, лишь услышав, что заработал телевизор. Такое же алиби и у директора. Он, как обычно, был в кухне при раздаче ужина, затем отправился к себе, а уже оттуда вместе с сыновьями пришел на «Кобру». Остается еще пани Рузя. На худой конец, и она могла воспользоваться суматохой после обнаружения раненого и на минуту выскочить во двор, чтобы притащить от «Соколика» лестницу. Но если рассуждать логически, она не понесла бы чай на второй этаж и не подняла тревогу, будь она виновна в преступлении. В этом случае она бы отнесла чай, поставила на стол, закрыла дверь и, вернувшись в салон, сказала, что пан Доброзлоцкий работает и на «Кобру» не придет. А кроме того, все дали показания, что пани Рузя после ужина не покидала столовой, где она убирала, меняла скатерти и занималась другими хозяйственными делами. В салон она явилась прямо оттуда.
Полковник на минуту замолк, уселся поудобнее в кресле, глубоко вздохнул и продолжал:
— Итак, мы зашли в тупик. Никто не мог выйти на улицу, а лестница очутилась под балконом. Сама она, что ли, туда пожаловала? Чудес не бывает. В наших рассуждениях мы не учитывали тех, кто находился в салоне. Кажется, по предложению пани Медяновской все гости после обнаружения преступления вернулись в салон. Рядом с ювелиром остались только директор и пани Рогович. В салоне царила атмосфера и тревоги и подавленности. На весть об убийстве люди реагировали по-разному: одни курили, другие ощутили непреодолимое желание отправиться в ванную. Это натуральная вещь, понятная в такой обстановке, и смеяться тут нечего!
Последние слова офицера были адресованы двум молодым спортсменам, которые, услышав конец фразы «отправиться в ванную…», громко засмеялись.
— За время суматохи один из вас вышел во двор и Принес лестницу. Он не воспользовался ни парадным, ни черным ходом. С южной стороны во всех комнатах есть двери на террасу. По террасе можно спуститься во двор. Преступнику страшно не повезло: как раз пошел дождь, а земля под лестницей была глинистая. Изрядное количество глины прилипло к его ботинкам. Он их наспех вытер, но следы остались до сих пор.
Все присутствующие начали пристально разглядывать обувь соседей.
— Нечего смотреть. Так вы ничего не увидите. Глины слишком мало, она преимущественно под каблуками. Сверху преступник вытер ботинки довольно старательно… Но даже если бы у него вовсе не было глины на ногах, он все равно себя разоблачил!
— Чем? — спросила пани Зося.
— Тем, что не разбирается в телевидении. Пожалуй, я неправильно выразился: не в телевидении, а в телевизорах. Телевизор беспрерывно выл и пищал. Вот вам и решение загадки. Нельзя чинить включенный телевизор! Так не только лампы перегорят, но и тебя самого может током ударить. К тому же телевизор вовсе не был испорчен. Изображение здесь вообще неважное. А недавно стало еще хуже, потому что в Закопане установили новую антенну и новый передатчик. Оба эти новшества испортили изображение, вместо того чтобы его улучшить. Приступая к выполнению своего плана, инженер либо утром, либо после обеда расстроил аппарат и внушил всем, что он в неисправности. А может, и повредил его, открутив какой-нибудь винтик или выключив один из конденсаторов. Во всяком случае, аппарат не работал, что позволило инженеру сразу после ужина отправиться в салон и имитировать починку телевизора. В чем она состояла? Пан Жарский просто заставил аппарат выть и трещать, получив возможность беспрепятственно разгуливать по «Карлтону». Все готовы были поклясться, что он ни на миг не покидал салона. Скажу вам больше: пани Медяновская хорошо запомнила, что как раз в те критические десять минут, когда произошло покушение на ювелира, телевизор выл особенно громко. Убийца хотел заглушить свои шаги на лестнице и в коридоре, а также звон выбитого стекла.
— Чушь! — процедил инженер. Он пытался улыбнуться, но на его лице появилась какая-то странная гримаса. — Чушь! — повторил он.
— Увы, — серьезно произнес полковник, — не чушь, а печальная истина.
Тут подпоручик Климчак, до сих пор спокойно сидевший рядом со старшим коллегой, быстро передвинул стул поближе к инженеру. Сержант, стоявший в дверях, расстегнул кобуру пистолета.
— Столь серьезное обвинение основано не только на факте, что телевизор был все время включен. Я специально зашел в комнату к инженеру, нарочно уронил ручку и осмотрел его обувь. Уверяю вас, на ней порядочно глины. Экспертиза подтвердит, что она абсолютно идентична той глине около «Соколика», на которой лежала лестница. Но вам, может быть, покажется, что и это доказательство недостаточно убедительно? Так я могу вам сообщить, что, допрашивая пана Жарского, умышленно задал ему несколько вопросов насчет конструкции телевизионных аппаратов. Каких только глупостей я не наболтал! Сказал, что в моей «Висле» часто портится «стабилизатор звука». Инженер сразу же подтвердил, что в этом аппарате стабилизатор звука не в порядке. Да ведь о таком термине не слыхивали даже самые лучшие специалисты! Кроме того, я заявил, что у «Вислы» восемь ламп, а у «Теслы» — двенадцать. И на эту ахинею пан Жарский не отреагировал. Наоборот, разъяснил мне, что при ремонте телевизора количество ламп никакой роли не играет. Одним словом, он себя выдал, показав, что у него нет ни малейшего представления о конструкции телевизионных аппаратов. Как же он мог его чинить, да еще с помощью плоскогубцев и отвертки, которые и сейчас лежат на пианино? Я даже знаю, зачем пан инженер принес в салон эти инструменты. Это был предлог, чтобы по окончании «Кобры» сойти вниз и отнести их в ящик на кухне. Попутно он захватил бы с собой и молоток, который валялся на диванчике в холле. Вытер бы его как следует еще раз и уничтожил мелкие следы крови. Покушение совершил инженер! Только он и пани Рогфвич заходили в свои комнаты после того, как преступление было обнаружено. А вдобавок, у кого была возможность спрятать драгоценности так, чтобы милиция их не нашла? Мы обшарили все комнаты и закоулки. Не искали только в одном месте…
— Телевизор! — закричал Анджей Бурский.
— Правильно, пан редактор. Я абсолютно уверен, что достаточно снять заднюю стенку, закрывавшую внутренность телевизора, чтобы обнаружить драгоценности.
Один из милиционеров подошел к «Тесле». Все, затаив дыхание, следили за его действиями. Он снял стенку аппарата, засунул руку внутрь, а затем начал выкладывать на кусок фланели, которым обычно прикрывали экран, маленькие сверточки из замши. Все смотрели на телевизор и сидевшего поблизости инженера. Жарский опустил голову и закрыл лицо руками.
Милиционер неторопливо развернул замшу. При свете электрических ламп яркими цветами радуги засверкало брильянтовое ожерелье…
