— Вы разбираетесь в медицине?
— Как и всякий фармацевт. На факультете фармакологии преподаются некоторые лечебные дисциплины.
Конечно, в сокращенном объеме. По крайней мере, студентов обучают оказывать помощь при несчастных случаях, накладывать повязки и так далее. Практикующий фармацевт, особенно в деревне, разбирается в этом гораздо лучше, чем профессор академии. Ведь там, где нет врача, в подобных ситуациях обращаются за помощью в аптеку. Мне лично не приходилось сталкиваться с такими случаями, как ранение пана Доброзлоцкого. Но оказалось, да и врач «скорой» подтвердил, что я хорошо справилась и, возможно, моя помощь спасла ювелира от смерти.
— Оказывая помощь Доброзлоцкому, вы видели в комнате раненого этот молоток?
— Нет… Никакого молотка не было.
— Но раньше вы этот молоток видели?
— Кажется, да. Сейчас, сейчас… Я попытаюсь вспомнить. Да, когда мы возвращались с прогулки, на лестнице валялся какой-то молоток, не знаю, тот ли самый. Молоток держала в руках пани Зося Захвытович. Она размахивала им и говорила, что разобьет мужу голову, если узнает о его измене.
— Так и говорила?!
— Ну, разумеется, в шутку. Мы возвращались с приятной прогулки и были в хорошем настроении. Никто не предвидел несчастья, которое вскоре произошло. За жизнь мужа пани Захвытович можно совершенно не опасаться. Супруга так им завладела, что он стал типичным подкаблучником. Не осмеливается даже взглянуть на другую женщину. Скорей уж… — тут пани Рогович запнулась.
— Если я правильно вас понял, — вмешался полковник, — у пана Захвытовича больше оснований схватиться за молоток. Так?
Пани профессор улыбнулась.
— Не ловите меня на слове. Я этого не сказала.
— Я видел пани Захвытович в Закопане. Ее трудно не заметить. Даже машины останавливаются, когда она идет по улице. А что это за молодые люди, с которыми она часто показывается?
— Кто-то из местных. Фамилий не знаю.
— Прошу прощения, пан полковник, — заговорил милиционер, только что вошедший в комнату, — вы имеете в виду ту ненормальную, которая ходит с плетеной корзинкой на палке, в высоких голубых сапогах и рыбацкой шляпе?
— Пани Зося именно так одевается, — подтвердила Мария Рогович.
— Это местные парни. Я их хорошо знаю. Один из них — Яцек Пацина — живет на Гурках. Заправский лыжник. Выступает за «Старт». Второй — Генек Шафляр — проводник из Службы отдыха трудящихся. Приличные ребята, я даже удивляюсь, что они ходят с такой бабой. Всё Закопане будет над ними смеяться. Когда мы сюда на машине ехали, я видел, как они шли в сторону города, по улице «К Трамплину».
— Они были здесь, — пояснила пани Рогович, — условились пойти с пани Зосей на танцы к «Ендрусю». Пани Зося — это было еще до грабежа — возмущалась, что они опаздывают. Явились как раз перед вашим приездом, после того как врач осмотрел раненого.
— И сразу же ушли?
— Редактор Бурский посоветовал им убраться из пансионата до прибытия милиции, если не хотят впутываться в это дело.
— Бурский? Журналист из Варшавы? Автор детективных романов? Последний из них — «Преступление в универмаге»?
— Тот самый. Он уже две недели в «Карлтоне».
— Очень уж услужлив пан редактор. Хочет, чтоб у нас было поменьше работы. Придется на эту тему с ним поговорить. Но вернемся к допросу: больше вы молотка не видели?
— Что-то с ним делала пани Зося. Кажется, принесла в «Карлтон».
— Пожалуйста, вспомните.
— Не помню. Я очень нервничала.
— Почему? Ведь несчастье случилось только вечером.
— Это мое личное дело. Оно никак не связано с покушением на пана Доброзлоцкого.
— А драгоценности вы видали?
— Да. Он их всем показывал сегодня после обеда. Старинные перстни, брильянтовое ожерелье вместе с кольцом…
— Вы знаете толк в драгоценностях? Вам известно, сколько стоят эти камни?
— Пожалуй, нет. Я не имела с этим дела. Покупать такие вещи никогда не могла себе позволить, однако понимаю, что это была огромная ценность. Пан Доброзлоцкий не скрыл от нас, что колье — уникальное произведение ювелирного искусства. Прочел нам даже небольшую лекцию.
— И как бы вы оценили эти вещи?
— Откуда мне знать? Может, в два миллиона злотых, а может, и больше.
— Прошу вас, напрягите память и вспомните, где лежал молоток.
— Нет, не могу. Я уже два раза говорила, что не помню. Если бы знала, не стала скрывать. Разве это так важно?
— Присмотритесь внимательнее к этому молотку. К верхнему концу рукоятки. Что вы видите?
— Два пятнышка. Наверное, кровь?
— А тут, на металле?
— Волоски. Седые волоски. Такие, как у пана Доб-розлоцкого! Значит, этим молотком…
— Да. Это орудие преступления. Мы нашли его на диванчике в холле.
— Какой ужас! Выходит, кто-то из нас…
— Вот именно. Вы правильно заключили: один из гостей пансионата совершил преступление. Вы кого-нибудь подозреваете?
— Нет, никого. Никак не могу поверить! Ведь там разбито стекло, а под балконом — приставная лестница…
— По вашему мнению, преступник влез по лестнице, вышиб стекло, проник в комнату, оглушил молотком ювелира, взял драгоценности, убежал той же дорогой, а потом был настолько любезен, что зашел в «Карлтон» и положил молоток на диванчик?
Рогович молчала.
— Скажите, что происходило за ужином? Кто первый встал из-за стола?
— Инженер Жарский. Вышел пораньше, чтобы наладить телевизор.
— И потом все время был в салоне?
— Да. Никуда не уходил. Мы слышали вой и писк телевизора. Сидя за столом, мы как раз думали, удастся ли инженеру починить аппарат. Ведь он по образованию не электротехник, а механик. Работает на металлургическом заводе.
— Однако все же исправил?
— Да. Но уже около девяти часов, за несколько минут до «Кобры».
— А кто следующим вышел из столовой?
— Кажется, пан Доброзлоцкий. Да, конечно он. Еще попросил Рузю принести ему в комнату чаю. Поэтому именно горничная нашла его на полу раненого. Если б не этот чай, его обнаружили бы только рано утом. На отсутствие Доброзлоцкого никто не обратил бы внимания, потому что по вечерам ювелир редко показывался в салоне. Он бы скончался от потери крови. Этот чай спас ему жизнь.
— Больше вы не видели пана Доброзлоцкого? Разумеется, до ранения.
— Нет, не видела.
— А когда вы вышли из столовой?
— Кажется, сразу после ювелира. Нет, сперва пани Медяновская, а спустя несколько минут — я.
— Вы пошли к себе в комнату?
— Да.
— Что вы там делали?
Мария Рогович удивленно посмотрела на подпоручика, пожала плечами и спокойно ответила:
— Сперва переоделась (к ужину я выходила в другом платье), а потом читала.
— До самой «Кобры»?
— Да.
— Значит, из комнаты вы не выходили?
— Странный вопрос. Один раз выходила в ванную.
— В коридоре вы никого не заметили?
— Никого я не видела! — Пани профессор начинала сердиться. По ее лицу было видно, что столь дотошные расспросы она считает несносной милицейской манерой цепляться к порядочным людям. Подпоручик проигнорировал недовольство Марии Рогович и продолжал допрос:
— А инженер тогда был в салоне?
— Конечно.
— Вы его видели?
— Видела.
— Но ведь на пути из вашего номера в ванную телевизора не видно. Он стоит не напротив входа в салон, а чуть-чуть сбоку.
Пани профессор немного смутилась, но, впрочем, тут же нашла ответ:
— Когда я вышла из ванной, то подошла к двери в салон, потому что хотела спросить инженера, можно ли сегодня рассчитывать на «Кобру». Я видела, как пан Жарский наклонился к аппарату и копался внутри.