Карсон Маккаллерс
Часы без стрелок
Перевод с английского Е. ГОЛЫШЕВОЙ
ИЗДАТЕЛЬСТВО ЦК ВЛКСМ «Молодая гвардия» 1966
Carson McCullers, Clock without hands New-York, 1963
1
Смерть всегда просто смерть, но каждый человек умирает по-своему. Для Д. Т. Мелона это началось так просто и обыденно, что он поначалу принял конец жизни за начало весны. Зима в тот год, когда ему стукнуло сорок, выдалась на редкость холодная для их южного города — дни стояли ледяные, дымчатые, а по ночам ярко горели звезды. Весна пришла дружная, и в середине марта 1953 года, когда зацвели деревья, а по небу стали гонять ветры, Мелон почувствовал какую-то истому и слабость. Он был фармацевтом и поэтому сам поставил диагноз: весенняя простуда, прописал себе железо и холосас. И хотя он быстро уставал, образ жизни он менять не собирался: ходил на работу пешком, и его аптека всегда открывалась прежде, чем другие магазины на главной улице, а закрывалась не раньше шести. Обедал в ресторане, в центре города, а ужинал дома, с семьей. Однако ел вяло, без аппетита и все больше худел. Когда он сменил зимний костюм на светлый, весенний, брюки на его высохших длинных ногах болтались складками. Виски у него запали, и, когда он жевал или глотал, заметно было, как на лбу бьется жилка, а на худой шее выпирает адамово яблоко. Но Мелон не видел причин для тревоги: весенняя простуда длилась дольше, чем обычно, и он добавил к микстуре старинное средство, куда входили сера и патока, — ведь что ни говори, а дедовские снадобья — самые надежные. Эта мысль, как видно, его утешила, потому что вскоре он почувствовал себя получше и стал, как и в прошлые годы, сажать огород. Но однажды, составляя какое-то лекарство, он почувствовал головокружение и упал в обморок. Тогда он пошел к врачу, и его обследовали в городской больнице. Но и тут он не очень забеспокоился: у него еще не прошла весенняя простуда — от нее всегда бывает слабость, жаркий день вызвал дурноту — обычное дело. Мелон никогда не задумывался о смерти, она маячила где-то в туманном непредвиденном будущем и была оговорена в его страховом полисе. Он был простой, рядовой человек, а смерть — явление исключительное.
Доктор Кеннет Хейден был его другом и постоянным покупателем, приемная врача помещалась над аптекой, и в тот день, когда из больницы должны были сообщить результаты анализов, Мелон в два часа дня поднялся на второй этаж. Стоило ему очутиться наедине с доктором, как он почувствовал необъяснимую тревогу. Доктор смотрел не на него, а куда-то в сторону, поэтому его бледное, хорошо знакомое лицо казалось слепым. И голос, когда он здоровался с Мелоном, звучал непривычно сухо. Он молча сидел за столом и вертел разрезной нож, пристально на него уставившись и перекладывая из руки в руку. Странное молчание насторожило Мелона, и он не выдержал:
— Анализы пришли? Все в порядке? — вырвалось у него.
Но доктор избегал взгляда голубых встревоженных глаз, он поспешно перевел свой взор и уставился в открытое окно.
— Мы провели тщательное исследование и обнаружили в составе крови кое-какие непорядки, — негромко произнес он, растягивая слова.
В стерильно-чистой унылой комнате жужжала муха и отдавало запахом эфира. Теперь Мелон не сомневался, что у него что-то серьезное; он был не в силах выносить это молчание и неестественный тон доктора и принялся болтать, чтобы отсрочить приговор.
— Я так и знал, что вы найдете у меня небольшое малокровие. Вы же помните, я учился на медицинском… Я и сам подозревал, что у меня слишком низкий процент гемоглобина.
Доктор Хейден поглядел на разрезной нож, который он вертел в руках. Правое веко у него подергивалось.
— Тогда мы можем разговаривать профессионально. — Он понизил голос и быстро проговорил: — Анализ показывает всего 2,15 миллиона красных кровяных шариков, и следовательно, мы имеем дело с хроническим малокровием. Но это не самое главное. Число белых кровяных шариков ненормально увеличено — до двухсот восьми тысяч. — Доктор помолчал и потрогал дергающееся веко. — Вы, наверное, понимаете, что это значит.
Мелон этого не понимал. Он растерялся, и его вдруг зазнобило. Ему было понятно только одно: в этой холодной и зыбкой комнате с ним происходит что-то непонятное и странное. Его гипнотизировал разрезной нож, который доктор вертел в своих коротких, чисто вымытых пальцах. В памяти проснулось забытое ощущение какого-то давнего стыда, но он не сознавал, какого именно. Его мучили страх перед тем, что сказал доктор, и загадочное ощущение стыда, причину которого он не мог припомнить. Руки у доктора были белые, волосатые: Мелону было противно смотреть, как они играют ножом, однако он не мог оторвать от них глаз.