Судья не обратил внимания, что все это говорилось в прошедшем времени, и его даже обдало жаром от приятного чувства гордости. Эти слова, как зеркало, отражали его собственное отношение к внуку — к светлому, юному отпрыску его светлого, рано погибшего сына. Любовь и воспоминания сделали его сердце беззащитным и уязвимым.
— Когда мне рассказали, как негр с Кубы произносил речь в конгрессе, — как я тобой гордился! Когда другие конгрессмены встали, ты только глубже уселся в кресло, задрал ноги и закурил сигару. Мне тогда казалось, что это просто замечательно! Я так тобой гордился. А теперь я смотрю на это иначе. Это было грубо и невежливо. Когда я об этом вспоминаю, мне за тебя стыдно. Теперь, когда я подумаю, как я тебя боготворил…
Джестер осекся — огорчение судьи было слишком явным. Дед судорожно напряг беспомощную руку — кисть ее свело, а локтевой сустав как-то неестественно выпятился. Боль, причиненная словами Джестера, усилила физическое недомогание, и у него потекли слезы. Он высморкался и, помолчав, произнес: — «Во сколько злей укуса змей детей неблагодарность!»
Но Джестера сердило то, что деда так легко было обидеть.
— Но, дед, сам ты всегда говоришь все, что тебе вздумается. И я слушал, верил. А теперь, когда у меня появилось собственное мнение, ты не желаешь ничего слушать и призываешь на помощь библию. Чтобы человек сразу почувствовал себя грешником… Это нечестно.
— Это не из библии, это Шекспир.
— Все равно, я не твое дитя. Я твой внук и сын своего отца.
В душном воздухе жужжал вентилятор, солнце освещало обеденный стол, блюдо с разрезанной курицей и масло, таявшее в масленке. Джестер приложил к щеке холодный стакан, погладил его и сказал:
— Иногда я, кажется, начинаю догадываться, почему мой отец… сделал то, что он сделал.
В пышном старомодном доме с громоздкой мебелью все еще жили мертвецы. Будуар жены судьи содержался в том же виде, что и при ее жизни — на секретере лежали серебряные безделушки, а в стенном шкафу висели платья, их вынимали только, чтобы вытряхнуть пыль. Джестер рос, окруженный фотографиями отца, а в библиотеке висел его адвокатский диплом в рамочке. Но хотя весь дом был полон напоминаниями о том, как жили покойные, об их смерти не поминалось даже мельком.
— Что ты хочешь этим сказать? — с тревогой спросил старый судья.
— Ничего. Однако что ж тут удивительного, если меня интересуют обстоятельства смерти отца?
Судья дернул колокольчик, и его звон как будто усугубил напряженную атмосферу.
— Верили, принесите бутылку вина из бузины, которую мистер Мелон подарил мне на день рождения.
— Сейчас, сэр, сегодня? — спросила она, потому что вино подавали только на рождество и в день благодарения. Она вынула из буфета бокалы и стерла с них пыль передником.
Заметив, что блюдо с жарким стоит нетронутым, она подумала, уж не попал ли в бататы или в подливку волос или муха.
— Что, разве обед невкусный?
— Нет, очень вкусный. У меня, видно, не в порядке желудок.
И правда, когда Джестер заговорил о расовом равноправии, в желудке у судьи заурчало и всякий аппетит пропал. Откупорив бутылку, он разлил неположенное в будни вино и сурово его выпил, словно на поминках. Ведь конец взаимопонимания, душевной близости тоже своего рода смерть. Судья был оскорблен и опечален. А когда обиду наносит тот, кого любишь, только любимый и может тебя утешить.
Он медленно положил руку ладонью кверху на стол, с той стороны, где сидел внук, и почти сразу Джестер прикрыл своей ладонью руку деда. Но судью это не успокоило — его оскорбили словом, и он ждал утешения словом. Он с отчаянием сжал руку Джестера.
— Ты больше не любишь старого дедушку?
Джестер отнял руку и выпил несколько глотков вина.
— Конечно, люблю, дедушка, только…
Судья долго ждал, но Джестер так и не кончил фразы; обида повисла в накаленном воздухе. Рука судьи осталась лежать на столе, и пальцы подрагивали.
— Сынок, а ты подумал о том, что я теперь уже не очень богатый человек? Я и сам потерял много денег, да и наши предки постепенно разорялись. Меня тревожат твое образование и твое будущее.
— Не беспокойся. Все обойдется.
— Ты знаешь старинную поговорку, что самое дорогое в жизни достается даром? Это и правда и ложь, как бывает со всякими обобщениями. Но в одном это правда: в нашей стране можно получить самое лучшее образование совершенно бесплатно. В Уэст-Пойнте ничего не надо платить, и я могу тебя туда устроить.