Однако в отношении сект и верований он не проявлял чрезмерной широты взглядов. Мисс Мисси была епископальной веры и перешла в первую баптистскую церковь, когда вступила в брак. Мисс Хетти Пивер пела в епископальном хоре, и горлышко ее так нежно трепетало во время службы. На рождество, когда пели «Аллилуйю», вся паства вставала. Он всегда, много лет подряд, оказывался в дураках — сидит как болван, пока вдруг не заметит, что все уже давно поднялись на ноги, а потом старается загладить вину, распевая громче всех в церкви. Но в это рождество «Аллилуйя» прошла как-то незаметно, так он вытягивал шею, чтобы поглядеть на мисс Хетти Пивер. После службы он расшаркался и пригласил ее с престарелой матерью поужинать в субботу на будущей неделе. И снова извелся, готовясь к приему гостей. Мисс Хетти, низенькая толстушка из хорошей семьи, была уже совсем не девочка — это судья понимал, — но ведь и сам он уже не молод, ему скоро семьдесят. К тому же вопрос и не стоял о женитьбе: мисс Хетти была вдовой. (Судья в своей неосознанной погоне за любовью сразу же исключал вдов и уж тем более соломенных вдовушек, так как придерживался взгляда, что вторичный брак не к лицу женщине.)
Этот второй ужин резко отличался от того, лютеранского. Оказалось, что мисс Хетти обожает устриц — она даже отважилась проглотить одну целиком. Старушка мать рассказала, как однажды она приготовила весь обед из устриц: сырые устрицы, жареные устрицы и так далее (блюда эти старая дама описала во всех подробностях) для компаньона Перси, «моего обожаемого супруга», а потом оказалось, что компаньон в рот не брал устриц. Чем больше вина пила старая дама, тем длиннее и скучнее становились ее рассказы, и все попытки дочери переменить тему разговора не увенчались успехом. После ужина, когда судья вынул карты, старушка заявила, что чересчур плохо видит, чтобы различать карты, и с удовольствием допьет свой портвейн, сидя у камина. Судья стал учить мисс Хетти покеру и нашел ее способной ученицей. Но ему так недоставало тонких ручек мисс Мисси, украшенных бриллиантовыми кольцами. К тому же толстушка мисс Хетти была не совсем в его вкусе, и он невольно сравнивал ее объемистые формы с хрупкой фигуркой жены. У мисс Мисси была маленькая, нежная грудь, и разве он мог забыть, что одну грудь ей пришлось вырезать?
Четырнадцатого февраля, в день святого Валентина, судью так одолела тоска, что он купил пятифунтовую коробку конфет в форме сердечек, чем очень порадовал Д. Т. Мелона, который продал ему эти конфеты. По дороге к дому мисс Хетти он спокойно взвесил все «за» и «против» и медленно направился домой. Конфеты он съел сам. На это ушло два месяца. И после ряда других мелких происшествий в том же духе, из которых тоже ничего не вышло, судья целиком посвятил себя внуку.