Ей снова захотелось ударить Фролова, но она сдержалась. Диктофон наконец включился, и теперь Оля напряжённо шарила взглядом по окрестностям. Хоть бы пивную бутылку какую найти, что ли…
— Вопросы тут я задаю, — негромко пояснил Фролов и выдохнул Женьке в лицо клуб густого сигаретного дыма. — Ты, парень, не в том положении. Совсем.
— А если я откажусь отвечать?
Даже сейчас он пытался стоять на своём. Что же ты делаешь, взмолилась про себя Оля, ну наплети ему что-то, чтобы он отстал, ну зачем так-то!
Фролов хмыкнул и перекатился с пятки на носок, а потом обратно. Наверное, ему казалось, что это выглядит круто. С точки зрения Оли, так он становился похож на корову.
— Значит, заставлю этих ребят вспомнить, кто ты такой. А, «кошачий маньяк»?
— Кошачий маньяк здесь только ты, — тихо откликнулся Женька. Оля едва смогла его услышать. — Верно, Гош?
Ей очень хотелось, чтобы диктофон уловил эту реплику.
Фролов засмеялся. Запрокинул бритую машинкой голову, расфыркался, как лошадь, слишком долго простоявшая в стойле.
— Тебе всё равно никто никогда не поверит, — наконец выплюнул он. — Я победил, и ты это прекрасно знаешь. А что, завидуешь, обсосок? Так же хочешь?
— Понимаю, к чему ты клонишь, но нет. Не хочу. Ни сейчас, ни когда-нибудь ещё.
Худшие опасения становились правдой. Не нужно было быть гением, чтобы догадаться, о чём ведёт речь Гоша и что именно он сейчас предлагает Женьке. Заманить в ловушку — и поставить такие условия, чтобы тот был вынужден согласиться играть по его правилам. Умно. Слишком умно для Фролова. И для чудовища на его плече, кровожадного, но глупого — тоже слишком умно.
Оля не видела выражения лица новенького. Он стоял вполоборота, и разглядеть она могла лишь бритый затылок. Увидела только, как Гоша резко подаётся вперёд и бьёт: под дых, без замаха. Женька судорожно выдохнул и повис на Глебе.
Нужно было что-нибудь сделать. Хоть что-нибудь. Она не могла так это оставить.
— Будем считать, я этого не слышал, — процедил тем временем Фролов. — У тебя последний шанс. Думаешь, я забыл, что ты пытался убить моего фамильяра? Нет уж. Тебя и твою бабу хотят видеть с нами, а я бы с радостью тебе вместо этого рожу сломал.
— Хотят? — тут же оживился Женька, приподнимая голову. Глаза блестели из-под спутанной шевелюры. — И кто же? Чем я так важен? С чего «им» вдруг сдалось разворачивать целую аферу с маньяками, только чтобы заполучить одного школьника?
Похоже, он намеренно не упоминал Олю.
Гоша помолчал, затянувшись. Швырнул окурок через плечо. Оля обмерла, подумав, что сейчас он обернётся и её увидит — но пронесло.
Хорошо, что Ленка, стоявшая на стрёме, смотрела не в её сторону.
— Ты чо, — наконец произнёс новенький, — кино тупого обсмотрелся? Думаешь, я тебе ща всё выложу? Совсем поехал, да? О конфиденциальности что-то слышал?
— А попробовать стоило, — вздохнул в ответ Женька. Фролов занёс кулак — но в последний момент передумал.
— Короче. Последний раз говорю. Рассказывай мне всё. Как давно видишь, что о них знаешь. Про бабу свою тоже. Никого ты с ней не обманул. Видит она. Ссалась с волка, на фамильяра моего смотрела. Не может она не видеть, не свисти мне.
— Почему бы тебе не спросить меня об этом уже после того, как я соглашусь на твоё предложение? — поинтересовался вдруг Женька. — Зачем устраивать допрос? И с чего моё согласие вообще так важно?
— Потому что не факт, что ты пере… — начал было Фролов, но змея на его плече тревожно зашипела, и он спохватился. — Потому что не ты тут вопросы задаёшь, вот почему! Я предлагаю тебе силу, здесь и сейчас, в последний хренов раз. И всё, что тебе для этого нужно — просто ответить. Откажешься — хуже будет. Так что разевай пасть и отвечай! Последний шанс: да или нет? И если да — выкладывай всё о себе и девчонке!
«Не факт, что ты пере…»? Пере — что? Переживёшь то, что должно случиться?
Повисла пауза. Оля вздрогнула: на миг ей показалось, будто Женька готов согласиться. Но он поднял голову, и у неё отлегло от сердца.
— Нет. Никогда.
— Ну что же, — медленно и угрожающе протянул Гоша. — Значит, скажу им, что не смог тебя уговорить. А это значит, что теперь я могу делать с тобой всё, что захочу. А я захочу. Я, мать твою, мечтал, что ты откажешься.
Он потянулся рукой к твари, что сидела у него на плече, и — Оля могла поклясться — погладил её по голове. Бережно и ласково: так гладят любимого питомца. Гоше эта ласковость не шла совершенно, смотрелась чужеродно и дико.
— Передумать уже не получится, — почти по-доброму сказал он и резко развернулся в сторону. Оля едва успела юркнуть подальше за гаражи. — Подъём, ребята! Мы поймали кошачьего маньяка, и сейчас самое время его наказать!
Отсюда Оля уже не могла видеть, что происходит — но могла слышать. Тишина наполнилась звуками. Тяжело выдохнул Глеб, прокашлялся Вовка. Истерически вскрикнула Ленка: похоже, до того она вообще не замечала, что происходит вокруг неё. Как и остальные. Точно очнулись от странного гипнотического сна.
— Поверить не могу, что ты делаешь это ради меня, — протянула вдруг Лена, и в голосе её звучало едва ли не благоговение. — Даёшь мне шанс отомстить. Ты прекрасный.
— Не стоит того, — нарочито небрежно отозвался Фролов. — Я и сам давно хотел с ним разобраться.
Раздался шорох, прервавшийся воплем Глеба:
— А ну, куда собрался, засранец?! Думаешь, так просто тебя отпустим?
— Я ничего не делал, — прошипел в ответ Женька и, судя по звукам, снова попытался вырваться — и снова неудачно.
— Не делал? А это мы щас ещё посмотрим, — в голосе Гоши слышалось злобное торжество, и Оля всё-таки подобралась поближе — снова. Ей хотелось видеть, что происходит. — Сейчас я врублю камеру на телефоне, а ты скажешь на неё: «Я признаюсь, что я обоссанный живодёр и убил всех этих кошек». Можешь ещё про меня добавить, как ты мне угрожал. Посмотрим потом, как ты будешь рассказывать, что ничего не делал.
— Я тебе не… — начал было Женька, но новый удар едва не сбил его с ног. Если бы не Глеб, который продолжал его держать. Оля прикусила губу — с силой, почти до крови.
— Всё равно заставим, хочешь ты того или нет, — процедил Вовка. — Ублюдок. Мы тебя не трогали, так ты решил на её кошке отыграться?
— На какой ещё кошке?!
— Моей, — Лена всхлипнула. — Вот видишь, я плачу. Доволен? Этого хотел? Думал, раз я назвала твою бабу крысой, так мне теперь мстить можно? Она и правда крыса, раз общается с таким, как ты!
— На себя бы посмотрела, — буркнул Женька, и это оказалось последним, что он сказал. Глеб разжал руки и одним быстрым ударом по лицу уронил его в снег.
Времени на раздумья уже не было. Беспощадное осознание не давало Оле дышать: они же его убьют там, если он не согласится сейчас сказать какую-то дичь на камеру. Или не передумает, приняв условия Гоши и став таким же, как он.
В том, что на последнее Женька не пойдёт никогда, Оля не сомневалась. Да и вряд ли Фролов, уже опьянённый возможностью сломать жизнь сопернику, теперь согласится впустить его в свои ряды.
Всё сходилось. Всё оказалось правдой: за ним стоял кто-то ещё. Но сейчас думать об этом не было времени.
Когда Оле на глаза попался крупный осколок бутылки, картина на маленьком пятачке между гаражей успела измениться. Женька, сбитый с ног, ничком лежал на снегу, придавленный к земле тяжёлым ботинком Глеба. Гоша — огромный, плотный — возвышался над ним, самодовольно ухмыляясь.
— Говори давай. В камеру, чтоб рожу было видно.
— Пошёл ты, — выдохнул Женька в морозный воздух. Фролов занёс было ногу в очередном ударе, но его опередили.
Ленка, отпихнув его в сторону, вышла вперёд. Брезгливо сморщилась: Женька, избитый и в грязной одежде, выглядел немногим лучше бомжа.
— Кошачий маньяк вчера вечером убил мою кошку, мразь, — отчеканила Лена. — Это тебе за неё.
И с силой опустила каблук сапога на выставленную вперёд руку Женьки.