— Это ты ещё о чём?..
— О том, Жора, что мать твоя — психичка. И сейчас доживает дни в клинике, куда её сдали с шизофренией. А я до последнего надеялся, что уж вы-то выросли нормальными. И смотрите — мой сын избивает мою жену и лишает её ребёнка. Ты назвал её отродьем? Ты сам не лучше, Жора.
Из голоса отца пропала мягкость: теперь он звенел, как сталь, и с каждым словом Наташа чувствовала, как по спине бежит армия мурашек. Шизофрения? Мама, так старательно учившая их скрываться, сама попала в ловушку своего дара?
Из-за этого отец не давал им видеться? Вот почему сторонился родных детей?
Внутри всё горело и клокотало, и, что бы ни сделал Гоша в ответ, Наташа была готова его оправдать. Поэтому, когда из-за двери раздался звук удара, она почти обрадовалась.
— Какой-то у вас странный отец, — снова вмешалась Оля. — То он забивает на вас, то вдруг пытается воспитывать, то говорит, что сам внимания не уделял, то обзывает отродьем… Наташ, ты же понимаешь, что это ненормально?
— Понимаю, — кивнула девочка и подняла на Олю прозрачные серые глаза. — Я в тот момент подумала, что Гоша прав. Что, может, если эта змея дала ему силы влиять на людей, то он и с папой сможет разобраться, но…
Она ошиблась. Отец, получив от сына по лицу, лишь сильнее разочаровался в «неудачных» детях от «сумасшедшей» женщины. Сослал Гошу и Наташу к бабушке в маленький подмосковный городок — сюда. И остался с Людой, вычеркнув сына от первого брака из завещания.
Сказал, что «поехавший» сын для него — позор. И добавил, что не хочет больше видеть их с Наташей в своём доме.
— А тебе так и вовсе ни за что прилетело, — возмутилась Оля.
— Ну… видимо, за компанию. Я ведь тоже мамина дочь, — Наташа вздохнула. — Мне в Москве больше нравилось, но здесь вроде как тоже ничего. И школа нормальная. Лучше, чем та, в которую отдали Гошу.
Оля ощутила укол обиды за родной лицей. До появления Фролова там как раз было вполне уютно.
— Что за школа? — дежурно поинтересовалась она.
— У меня-то? Да обычная, что там говорить, — девочка махнула рукой. — А вот у брата — непонятная какая-то, с математическим уклоном. Хотя Гоша вообще не по математике. Вроде бы папа заплатил кому-то, чтобы его взяли. Типа, может, хоть физмат из тебя дурь выбьет.
Не выбила. С каждым днём Наташа всё меньше узнавала брата. Тот и впрямь будто стал сильнее, вот только сила эта шла не на преодоление обид и страхов, а на ненависть, дикую и чёрную ненависть, которой стало так много, что она выплёскивалась на всех окружающих.
Гоша пестовал эту ненависть, как любимого питомца, и змея на его плече росла, становилась мощнее и сильнее, и вскоре Наташа сама начала замечать её влияние на окружающих.
— Тех, кто с ним общался, начинало тянуть к нему, — пояснила девочка. — Как под гипнозом. Иногда я замечала, что бабушка… ходит, будто во сне. Как лунатик. Она потом этого не помнила, говорила, что я выдумываю.
Оля рассеянно кивнула. Лена, Вова и Глеб. С ними было то же самое. Хорошо ещё, что Наташа не лежит сейчас, как они, в больнице, в палате с мягкими стенами. Может, повлияло то, что она тоже видела? Или дело в родственных связях?
— А тебя он не трогал? — поинтересовалась Оля. Наташа покачала головой.
— Он не со всеми мог такое проворачивать. С бабушкой у него получалось, со мной… кажется, он пытался, но не выходило. Не знаю, в чём дело. С папой тоже не вышло.
Звучало логично. А главное — совпадало с тем, что Оля видела сама: класс, разбившийся на две части, где одни боготворят Фролова, а другие терпеть его не могут. Наташины слова хорошо объясняли феномен.
Она вспомнила: змея на плече новенького качается в сторону то Никитки, то самой Оли, стремясь настигнуть и укусить. Оба раза у твари не вышло. Только ли из-за того, что ей помешали?
Когда-то они говорили об этом с Женькой. Если Фролов загоняет их в угол и хочет добиться признания или согласия, почему не использует свою гипнотическую силу на них? Тогда они так и не нашли ответа. Сегодня Оля наконец поняла причину.
— И что же случилось потом? — ей пришлось поторопить умолкшую Наташу. Та явно нервничала: кусала губы и прятала глаза.
— Он умер, — глухо ответила девочка. — Но перед этим… стал совсем непохожим на себя. Окончательно.
Нечеловеческая сила влияла и на самого Гошу. Чем сильнее становилась змея, чем жарче бурлила в его душе ярость, тем меньше он походил на брата, которого Наташа знала всю жизнь. И сам будто начал становиться чудовищем.
За день до исчезновения брат был необычно взвинчен. Ходил по комнате туда-сюда, бурчал что-то себе под нос и матерился. Наташа поспешила убраться на кухню. Ещё самой прилетит.
С кухни она слышала, как бухают о стену Гошины кулаки и раздаются ругательства. Брат на чём свет стоит крыл какого-то парня — видимо, одноклассника — и его «ручную крысу».
— Всё равно!.. — доносилось до Наташи. — Сам решу!.. я сильный! У меня есть власть! Я докажу!.. И «им». И ему.
— А если не получится? — возражал он сам себе другим, не своим голосом, точно змея на плече говорила его губами. — Если провалюсь?
— Не провалюсь!.. — удар. — Я… я могу всё!.. — удар. — Бесит, мразь!.. этот хладнокровный сучонок!.. Как батя… — удар. — Я его размажу!.. Да даже если и провалюсь! В чём проблема сломать ему лицо?.. — удар. — А то «им» это помешает! Да щас! Хотели меня из плана выпереть?.. а вот нихрена! Я, сука, сильный!..
Удар. Удар. Удар. Свист и шипение.
Наташа слушала его бессвязные вопли, обмирая внутри. В существе, что бесновалось в комнате, не виделось ничего общего с её родным, хорошо знакомым братом. Это был не он.
На следующий день Гоша пропал.
— Пропал? — переспросила Оля.
— Да, — печально подтвердила Наташа. — Просто не вернулся из школы. Не знаю, что случилось. Его нашли у гаражей без сознания. Рядом — ещё троих ребят, вроде бы одноклассников. Помню, он говорил, что нашёл ещё одного видящего в школе. Хотел позвать его к ним, но… видимо, тот не согласился. Наверное, это его он ругал тогда. Я думаю, смерть Гоши как-то связана…
Что произошло дальше, Оля знала лучше, чем Наташа. Расспрашивать девочку ещё и о школьных событиях смысла не было. Убийство чудовища, росшего из плеча Фролова, до сих пор в красках стояло перед глазами, и до сегодняшнего дня ей казалось, будто они с Женькой всё сделали правильно.
Но сегодняшняя история пробудила в душе мерзенькое, ненавистное сомнение.
— Ты… скучаешь по нему? — осторожно спросила Оля. Наташа кивнула.
— Очень. Но не по такому, каким он был в последние дни. Таким я его боялась. Так что… страшно такое говорить и плохо, но, может, и к лучшему, что он умер.
Наташа горько вздохнула и сгорбилась. Оля нервно накрутила локон на палец.
— Думаешь, он превратился бы в чудовище окончательно?
Девочка неопределённо пожала плечами.
— Я не знаю. Судя по тому, что я видела, ничего хорошего с ним бы точно не случилось. Его «сила» его же и уничтожила бы.
Оля не нашла, что ответить. От рассказа Наташи становилось некомфортно. Из-за внезапного сочувствия к Фролову, из-за сомнений, из-за волнения. А когда она вспоминала, какой обширной оказалась «их» сеть, по спине и вовсе начинал гулять неприятный холодок.
Нет, вряд ли Наташа была из их числа. Стала бы она тогда рассказывать такое? Стала бы очернять своих союзников и благодетелей? Едва ли.
— Послушай, Оля, — девочка вдруг вскинула глаза, в которых явственно читалась тревога, — а ты случаем не в курсе, кто это мог быть? Тот видящий в его школе? Тот, из-за кого Гоша так бесился? Тот, из-за кого он, скорее всего, и погиб?
— Я…
— Ты же давно тут живёшь, да? Может, знаешь кого-то ещё из видящих?
Оля растерялась. Сказать правду? Тогда Наташа наверняка возненавидит её — и будет права. Они с Женькой всё-таки убили Гошу, пусть и не желая того. А если она и впрямь связана с «ними», последствия могут быть и вовсе катастрофичными.
Солгать? Оставить в неведении девочку, которая поделилась с ней самыми тёмными и страшными секретами своей жизни?
— Что ты будешь делать, если узнаешь? — тихо спросила Оля после недолгого молчания. — Попытаешься отомстить этому человеку?