Минуты шли, а Оля всё нервничала, не в силах принять решение. Она уже почти решила махнуть рукой и не идти. Почти сдалась.
И тут её осенило.
Приглашение выглядело не просто подозрительным. Оно выглядело… очевидно подозрительным. Слишком подозрительным, чтобы «они» не могли до этого додуматься. Желай они поймать её этой встречей — не стали бы обставлять всё так, чтобы она начала сомневаться.
Не стали бы отправлять писем с угрозами. Не стали бы присылать Женьке фото. Будь это ловушка, они бы не рассказали ей о слежке с самого начала. Сделали бы так, чтобы на встречу с Наташей Оля пошла без колебаний.
«Может, они как раз хотят, чтобы я сомневалась?!».
Оля приняла решение.
Площадка, наполовину заметённая снегом, сегодня была почти пуста. Почти. Полупрозрачный голый человек с сероватой кожей ютился в углу, присев на корточки и спрятав лицо, и волосы у него топорщились, точно наэлектризованные. Острые выставленные лопатки периодически сотрясались, как от сдерживаемого смеха. Уже знакомая чёрная зубастая жижа растекалась вокруг канализационного люка, и вокруг неё таял снег. Перебирая лапами, спускалось что-то по стене многоэтажки — тощее, похожее на паука.
Многовато их. Оно и понятно — сразу двое видящих в одном месте, причём оба взволнованы. И Фролова, чтобы разогнать их, рядом нет.
Оля постаралась успокоить дыхание и решительно шагнула к площадке.
Наташа уже ждала её. Сидела на качелях, до боли знакомым движением лениво отталкиваясь от примятого снега под ногами. Так похоже на Женьку, которого девочка в жизни не видела.
У видящих что, один пакет невротических привычек на всех, с горькой иронией подумалось Оле. Даже у неё самой появились.
— Привет, — Наташа легко улыбнулась, но глаза оставались тёмными и тревожными, а голос звучал как из-под земли. — Я… думала, ты не придёшь. Но ты пришла, и так быстро.
Приветствие почему-то обожгло Олю, как удар. Натянутые до предела нервы реагировали на малейшее изменение в привычном пейзаже, не давали адекватно воспринимать действительность. И Наташа — маленькая, в своей смешной цветастой курточке и в шапочке с помпоном — казалась едва ли не исчадием ада.
Нужно было взять себя в руки. В конце концов, она уже решила для себя, что девочка не опасна. К чему сомневаться сейчас?
— Привет, — отозвалась Оля и осторожно присела на сиденье карусели. Бёдра обожгло холодом. Дерево промёрзло, и плотные штаны не могли защитить от беспощадной стыни. — Ты сказала, что нам нужно поговорить. Что это не телефонный разговор.
Наташа снова улыбнулась, невесело и мимоходом.
— Да. Именно так.
Она странно выглядела. Вроде бы ничего не изменилось — те же серьёзные серые глаза, те же русые волосы, выбивающиеся из-под шапки. Та же куртка, те же повадки, та же россыпь веснушек на курносом носу.
Но что-то в Наташе чувствовалось другим. Словно от камня откололся кусок, обнажая раскрытое, беззащитное нутро, словно фюзеляж ощерился пробоиной. Как будто нарушилась невидимая защита.
Оле сделалось не по себе.
— Ты говорила об опасности. Что ты хотела рассказать? — поторопила она, ощущая, как ползут по спине липкие мурашки.
Девочка глубоко вздохнула, точно собиралась прыгнуть в воду.
— В прошлый раз я… сказала не всё. Прости.
Оля вздрогнула. Значит, всё-таки правда? Ей не хотелось обижать девочку, решившую наконец заговорить, но с губ само собой слетело:
— Так и знала.
Она не это хотела сказать. Совсем не это. Больше всего на свете ей хотелось вывалить Наташе всю правду, поделиться собственной бедой, предупредить. В конце концов, девочка наверняка была такой же жертвой, как и они с Женькой. Не преступным гением, не кукловодом — ребёнком, которого втянули в нелюдские разборки.
Но ледяная тревога продолжала сковывать лёгкие, и Оля сказала то, что сказала.
Наташа странно нахмурилась — не сердито, скорее печально. Сложила брови трогательным домиком, и Оле стало стыдно. Вот же! Нельзя было не обижать человека?
Пытаясь сгладить неловкий момент, она запнулась и добавила:
— В прошлый раз ты не сказала, откуда у тебя контакты этих людей и адрес форума. Если брат тебе ничего не говорил и не показывал, как ты их нашла? Поэтому… я подумала, что ты могла рассказать не всё.
Теперь в личике Наташи не осталось ни тени трогательности: девочка продолжала хмуриться. Серьёзно, по-взрослому. Выражение в её глазах было таким, что Оле захотелось согреться — но она не подала виду.
Что это было за выражение? Гнев? Стыд? Отчаяние?
Полупрозрачный человек несмело обернулся в их сторону. Лица у него не было.
Жижа у канализационного люка пошла пузырями.
— Он старался прятать «их» от меня, — наконец произнесла девочка, — действительно старался. Но… Гоша был дурак. Он постоянно забывал компьютер включенным.
На миг Оле показалось, что ей перестало хватать воздуха. Худшие опасения подтверждались в который уже чёртов раз.
— То есть…
— Я не врала тебе, — Наташа вздохнула, грустно и тяжело, совершенно по-взрослому. — Я не хочу мстить, я не желаю вам с другом ничего плохого. Но…
Она осеклась и умолкла, разглядывая примятый снег под собственными ногами.
— Но «они» оказались сильнее, — эхом отозвалась Оля. Наташа подняла голову.
— Да, — негромко подтвердила она, — оказались. И в прошлый раз я кое о чём умолчала. Именно из-за этого. Но теперь… я, наверное, тоже в опасности.
Оля напряжённо прикусила губу. Голос девочки звучал искренне, но в прошлый раз ей тоже казалось, что Наташа с ней откровенна. Как знать. Может, и эта грусть в её голосе — фальшь? Может, она по-прежнему что-то скрывает, и выйти из замкнутого круга лжи можно только в холодное московское будущее? Будущее без Женьки?
Наташа будто поняла её замешательство.
— Я не симбионт, — тихо произнесла она. — И не «их» союзница. Это правда, что сейчас я их ненавижу. Но… так было не всегда.
— Тебе казались интересными существа, — запоздало вспомнила Оля. — Ты же говорила, что хочешь узнать о них побольше!
Девочка кивнула.
— Мне не нужна была сила, потому что я не боялась. Меня «они» купили на любопытство.
С того самого дня, как Гоша вернулся из школы необычно довольным, с горящими ажиотажем глазами, Наташа втайне ему завидовала. Виду, конечно, не подавала. Недовольно бурчала: мол, связался чёрт знает с кем, вот втянут тебя в неприятности, сам виноват будешь.
За подначками и демонстративной отстранённостью пряталась зависть. И ещё — любопытство, жгучее и захлёстывающее, как волна. Всю жизнь она гадала, что за существ они с братом видят. Строила предположения. Читала легенды. И вот теперь тайны «драконов», таких привычных и таких непонятных, приблизились на расстояние вытянутой руки.
Если эти люди знают о тварях так много — может, они сумеют рассказать Наташе больше, чем известно ей самой?
Она спросила об этом Гошу в первый же день. Тот только хмыкнул, сверху вниз глядя в её горящие ажиотажем глаза.
— Я не на том уровне, чтобы задавать слишком много вопросов. А ты лучше пока держись подальше, мелкая. Они, конечно, крутые ребята, но лучше мне поначалу всё разведать. Поняла?
Наташа поняла. Поняла одну простую вещь: как бы Гоша ни хвалил своих новых друзей, в каком восторге бы от них ни был, её он старается держать от них подальше. Не просто так. Совсем не просто так.
Он тоже им не доверял.
Не ей одной эта компания казалась подозрительной.
Но страх толкал брата к ним, страх, который был сильнее подозрений. Страх такой мощи, что ради борьбы с ним он мог поверить кому угодно. А она — она не боялась. Ей это было не нужно, и потому Гоша не мог решиться посвятить сестру в «их» дела.
Осторожность взяла верх над любопытством. Страстное Наташино желание узнать правду поутихло. Теперь она старалась отговорить брата от общения с этими людьми. Раз уж такой, как он, заметил неладное — значит, что-то там точно нечисто.