— Ты совершенно ни при чём, — заспорила Оля. — Послушай, даже если я тебе расскажу… ты не поверишь!
Слова Стаси тронули её до глубины души. Всё это время та наблюдала за ней, сомневалась, винила себя? Может, даже хотела помириться и не делала этого, потому что не решалась?
Огонёк надежды забрезжил снова, но Оля поспешила его погасить. Учитывая, как всё складывалось, ей нельзя было сближаться с людьми. Они подружились с Наташей — что из этого вышло? На девочку напали, и только счастливая случайность (или вмешательство Женьки) спасла их от дальнейшей слежки.
А если Стася узнает? Если попадёт под удар та, кого Оля считала близкой подругой?
— И что это за правда такая страшная? — вскинула бровь одноклассница. — Удиви меня. Спорим, что поверю?
— Не поверишь, — натянуто улыбнулась Оля и встала из-за стола. — А если поверишь, окажешься в опасности. Считай, что я тебя спасаю своей ложью.
Она развернулась и зашагала прочь — быстро, резко, чтобы Стася не увидела слёз в её глазах, слёз отчаяния и одиночества, слёз, которыми она оплакивала рухнувшую, теперь уже наверняка, дружбу.
Портрет основателя зашевелился, а откуда-то из-под стола вылез фиолетовый язык, истекающий слюной. Отлично. Только этих не хватало. Пришли, сволочи, на эмоции.
— Эй, стой! — Стаська нагнала её в несколько прыжков, удивительно быстрых для её комплекции. Схватила за рукав, развернула к себе. — В смысле — спасаешь? Издеваешься? Враньё никогда никого не спасёт!
— Пусти! — рванулась было Оля, но подруга крепко держала за рукав кардигана.
— Не пущу! Никуда не пущу, пока не расскажешь!
— Не расскажу! Говорю же, это ложь во благо…
— Да хватит уже! — рявкнула Стаська. — Нет никакой лжи во благо! Ты можешь сколько угодно в неё верить, но правды-то это не изменит! Мы с тобой поругались из-за того, что ты врала. Во благо, правда? Ситуация с маньяком? Тоже ложь! Смерть Фролова? Куча слухов, которые возникли на фоне вранья? Тебя, блин, ведьмой считают, потому что школьник умер из-за сердечного приступа. Было бы такое возможно, если бы не все эти лживые сплетни? Если бы вы с этим своим не врали, а честно в школе рассказали, что видели трупы?
— Стася, Фролов лгал не во благо, — начала Оля. — Он лгал, потому что хотел уничтожить, а я хочу спасти…
— Правда? А ты меня спросила, хочу я, чтобы меня так «спасали»? Подумай сама! Тебе было бы приятно, если бы близкий человек скрывал от тебя правду, врал, что всё хорошо, а сам тем временем загибался, и ты не могла бы ему помочь?
Оля открыла было рот, чтобы возразить — и тут же захлопнула. Стася, сама того не желая, попала в самое сердце её сомнений. Потому что ровно так всё и было.
Именно так, как сказала подруга. Она сама была на её месте.
Женька. Женька, который делал с ней ровно то же самое, что она делала со Стасей — вот только опасность, угрожавшая ему, была не в пример масштабнее её проблем. Женька, который улыбался в камеру, с облегчением вздыхал, когда Оля говорила, что в безопасности — а сам наверняка в это же время прятал за глазами таких демонов, каких она себе и представить не могла.
Если её догадки верны…
— Я, представь себе, тоже живой человек! — окончательно разошлась Стася. — Сама могу решать, нужно мне что-то знать или нет. Понимаю ещё, если это не твоя тайна, но «это опасно» — вообще не аргумент! Может, мне всё равно, что опасно? Может, я того и хочу? Тебе откуда знать? А ещё…
— Успокойся, — перебила Оля. — Тише. Хватит. Я расскажу. Только… тебе не понравится. Боюсь, это совсем не то, что ты хочешь услышать.
Она ненавидела себя за каждое произнесённое слово — но подруга была права. Стаська имела право знать настоящее положение дел. Оля завралась, и эта ложь каждый день отравляла её, эхом отразившись от реальности и вернувшись к ней Женькиным обманом. Обманом, состоявшим из светлых намерений, но оттого не менее горьким.
Пришло время положить конец лжи.
— Это уже мне решать, хочу я слышать или нет, — хмыкнула Стася. — Пойдём обратно сядем, не в проходе же торчать.
Оля посмотрела за её плечо. Фиолетовый язык с присосками окончательно выполз из-под стола и теперь медленно подбирался к ним, извиваясь, как червяк. Портрет основателя пузырился многоглазым взглядом.
Нет, здесь оставаться не стоило.
— Пойдём лучше… куда-нибудь ещё, — осторожно предложила Оля. — Не нравится мне тут.
Стаська с недоумением посмотрела на неё и пожала плечами.
— А что не так?.. ну ладно, как хочешь. Тогда в холл на первом этаже?
— Идёт, — быстро согласилась Оля. До коридоров, ведущих туда, эта тварь, медленная и неуклюжая, быстро не доберётся, особенно если закрыть дверь — а короткая память не даст ей их преследовать.
Они засели на скамейке неподалёку от раздевалок. Большинство ребят уже ушло, так что сейчас холл пустовал, за исключением редких опаздывающих и одного ребёнка с продлёнки, носившегося между колоннами. Да ещё их двоих.
— Скажи, — проговорила Оля, пытаясь начать издалека, — ты ведь заметила, что с осени происходит что-то странное?
— Да не то слово! Сперва Фролов, потом маньяк этот…
— Я не о том, — перебила Оля и закрыла глаза, чувствуя, как горят уши. — Ещё недавно всё было хорошо. А теперь ты боишься выходить в туалет по ночам, а иногда в темноте тебе кажется, что кто-то вот-вот схватит тебя за ногу. Иногда тебе глючится, будто ты даже что-то видишь — но это оказывается игра света на потолке или случайное отражение.
Когда она наконец разлепила веки, Стася смотрела на неё таким застывшим взглядом, что Оля снова внутренне выругалась. Попала в точку? Вот чёрт!
— А началось всё после той экскурсии, — тихо закончила она. — Я права?
Подруга медленно кивнула, продолжая во все глаза смотреть на Олю. В голубоглазом взгляде плескались страх, осознание и… понимание? Сочувствие?
— Ты хочешь сказать… — осторожно начала она, и теперь кивнула уже Оля.
— Да. Именно так. Мы действительно попали в кошмар на экскурсии. Эти твари действительно существуют. А теперь скажи — хочешь ты знать такую правду?
Она молилась, чтобы Стаська отказалась. Чтобы покачала головой, нет, чтобы покрутила пальцем у виска, чтобы никогда больше не спрашивала, чтобы обозвала её чокнутой дурой и убежала из холла, не пытаясь уже помириться — но в распахнутых глазах подруги виделся ответ, и он был совсем не таким, на какой Оля рассчитывала.
— Хочу, — кивнула Стася. — Это звучит очень страшно… но я всё равно хочу. Расскажи мне всё, Оля.
Вот чёрт.
Несмотря на разочарование, дышать стало легче. Хоть она и ненавидела себя за решение поделиться правдой с подругой, хоть и шла сейчас наперекор всему, что говорил Женька и что она успела выучить сама, хоть её решение и могло поставить Стасю под удар, непостижимым образом ответ пробудил в душе давно позабытое успокоение. Точно нитки, на которых она держалась, пытаясь не упасть, вдруг окрепли и превратились в канаты. Всё ещё слабая опора — но уже какая-то.
Оля вдохнула побольше воздуха, точно собираясь нырять.
***
— Мама, — заявила она с порога, — нам нужно поговорить.
Мама обнаружилась на кухне, на знакомом диванчике, где, помнится, ещё совсем недавно сидели они с Женькой, отходя после случившегося с Фроловым. На плите остывала кастрюля, а мать уткнулась в книжку с яркой цветастой обложкой.
Она казалась совершенно поглощённой сюжетом, и всё же, когда Оля вошла — отложила книгу и улыбнулась. По-доброму, но тревожно: в глубине глаз плясали неспокойные огоньки.
— О чём?
— О… важном. Очень, очень важном. — Оля попыталась добавить словам веса, но вышло глуповато. — О жизненно важном.
Мама моргнула.
— О. Вот как. Значит, созрела наконец, — медленно произнесла она и поспешно добавила, заметив Олино замешательство. — Да не пугайся ты так. Думала, я не заметила? Ходишь сама не своя, бледная вся, чуть ли не падаешь. Мы с отцом уже беспокоиться начали. Хотели напрямую тебя спросить, но ты успела раньше.