Другое дело — тот, в чьих венах течёт демонический огонь, чужеродная, тёмная сила, чёрный дым с алыми всполохами внутри. Тот, вокруг кого не собираются чудовища, потому что чуют зверя сильнее себя.
Вот куда он пропадал на три дня, сославшись на олимпиаду. Вот почему не мёрз на холоде. Вот что отдал взамен на спасение Оли из лап волка, Оли, не просившей о такой жертве, Оли, не хотевшей, чтобы он в очередной раз оказывался из-за неё в беде.
Если всё это было правдой, у неё оставался лишь один вопрос.
Где в таком случае его фамильяр?
Информации не хватало. Стоило погулять ещё немного. Узнать побольше, использовать каждый шанс. Любым способом — зайти к нему домой, залезть в сумку, расспросить кого угодно! Только чтобы понять, права ли она и можно ли ему ещё хоть как-то помочь.
Можно ли отменить будущее, в котором Женьки не существует, а Оля даже вспомнить его не в состоянии.
— Я поняла, — объявила она наконец, через силу заставив себя улыбнуться. — В таком случае — посмотрим, что ты скажешь на это!
Вспомнились младшеклассники из ранних ноябрьских дней, что любили подкарауливать более старших товарищей на гололёде и швыряться в них снежками, сбивая с ног. Оля младшеклассницей не была, да и гололедицы здесь отродясь не случалось — но лучшего способа разрядить атмосферу она не придумала.
Сугробы по обе стороны дороги виднелись солидные. Она метнулась вбок и запустила руку в снег. Тот, конечно, на таком холоде был недостаточно влажным и плохо комкался, но что мешало подышать на него — а потом подержать в руках чуть подольше?
— Эй, ты что делаешь? — наконец спохватился Женька, но было уже поздно.
Снежок мелькнул в воздухе и ударился о пальто. Несмотря на все Олины усилия, половина от него всё равно отвалилась в полёте.
— А… чего? — Женька недоуменно перевёл взгляд на собственную грудь, где белело, размазавшись по плотной шерсти, снежное пятно. — Это что сейчас было?
Оля усмехнулась. Длинная часть шевелюры падала на щёку, почти закрывая глаз и не давая нормально смотреть. Но лезть в лицо заснеженными варежками — то ещё удовольствие. Она обошлась тем, что махнула головой в попытке убрать мешающие пряди.
— Проверяю, насколько ты не мёрзнешь, — пояснила она и наклонилась за следующей порцией снега. Тот рассыпался в руках, не лепился, оставался на шерсти варежек. Приходилось тратить лишнее время, выгаданное эффектом неожиданности, на борьбу со злосчастным снежком, который никак не хотел формироваться.
— Если всё так, как ты говоришь, — добавила Оля, — то снежки не будут проблемой, прав…
Что-то с силой ударило её в лоб — жёстко, холодно. Точно осколками в кожу вонзилось. Даже мысли на миг угасли, и в голове воцарилась морозная пустота. Глаза залепило белым, колючим, мокрым на ощупь. Не проморгаться, не посмотреть вокруг.
Варежкой по лицу проводить всё-таки пришлось.
Когда Оля смогла разлепить глаза, на ресницах плясали снежинки, а сама она сидела по пояс в снегу в том самом сугробе, над которым недавно склонялась. Щёки, мокрые из-за талого снега, уже начинало адски щипать: здешний мороз быстро схватывал воду.
— Ауч, — произнесла она и посмотрела вверх. Женька был уже тут как тут, в полушаге, протягивал ей руку и смотрел сверху вниз с непонятным выражением лица — то ли тревога, то ли веселье.
— П-прости, — он пытался не смеяться, и у него почти получалось, — не… кхм… не рассчитал немного. Я по шапке хотел вообще-то, по лицу — это уже перебор, некрасиво получилось как-то. Ты в порядке?
И он ещё спрашивает?!
— Это что… снежок был? — едва ли не взвыла она, уже готовая вскочить и в свою очередь окунуть Женьку головой в сугроб. — Хрена себе у тебя сила удара! Ты тут чем занимаешься вообще?
— Ничем таким, о чём тебе стоило бы… эй, прекрати! Что ты…
— С наступающим, — перебила Оля и, набрав полные пригоршни снега, швырнула ему в лицо. — Счастливого, блин, Нового года!
На этот раз лепить ничего не пришлось: снежным хаосом накрыло обоих. Внезапно подувший ветер щедро сыпанул и на Женьку, и на саму Олю, разом превращая их из людей в снежные скульптуры. В волосах, на одежде, на лице — везде застревали надоедливые снежинки, и становилось смешно и отчего-то совсем не страшно. Даже почти не беспокойно.
Если Оля пыталась разрядить обстановку, то у неё, похоже, получилось.
***
— Боже, — Женька скинул насквозь промокшее пальто на спинку сиденья и помотал головой, стряхивая с волос капли, — ну ты даёшь! Как тебе это вообще в голову пришло?
— Ты про снежки или про поездку? — поинтересовалась Оля. Она уже успела снять пуховик и теперь безуспешно пыталась высушить всё остальное. Потянулась было привычным движением к волосам, чтобы отжать воду с косы, но вовремя вспомнила, что косы больше нет, и замерла.
— Я про всё сразу, — он улыбался и в целом выглядел таким умиротворённым, что, если бы не странности в его поведении, Оля бы разом отбросила все подозрения. — Ты меня поражаешь просто. Во-первых, я сто лет так не веселился, во-вторых, серьёзно? Снежки? В пятнадцать лет, а не в девять, да ещё на чёртовом Севере?
— Ну… просто… — Оля пожала плечами, чувствуя себя ужасно неловко. Сейчас, когда они сидели на фудкорте единственного в этом маленьком городе задрипанного торгового центра, собственная идея казалась дурацкой и ребяческой. Да и запала хватило ненадолго: минут десять — и они побежали искать место, где можно согреться и просушить вещи.
А ещё ей есть хотелось. Одними взлётными карамельками сыт не будешь. Пришлось заказать бургер с колой, отстояв в мокрой куртке очередь — хорошо ещё, небольшую.
Оля скосила взгляд на табло, что светилось в стороне — не готово ли? Нет, готово ещё не было.
— Да я не в плохом смысле! Здорово было, — Женька нагнулся к ней и заговорщически понизил голос. — Я в детстве обожал снежки. Хотя бы потому, что ими можно было стрелять в мелких тварей, и тогда они не подлетали ближе.
Настроение разом испортилось. Точно, твари. Она уже успела расслабиться в его обществе и совсем забыла, что необычно мирный пейзаж вокруг — последствие чего-то ужасающего. Чего-то, о чём и думать не хотелось.
Вокруг по-прежнему не летало ни одной тени.
— Я знаю, — пробормотала Оля, чтобы хоть как-то ответить. — Наташа в волка… кидалась. Правда, камнем, а не снегом. Давай… не будем об этом пока.
Только что всё было так хорошо. Только что она почти поверила, будто живёт нормальной человеческой жизнью обычного тинейджера. И снова разговор скатывается к чудовищам.
— Молчу-молчу, — он картинно приподнял руки, и Олю снова резануло ощущением неправильности. Сказка стремительно заканчивалась.
Она знала, что Женька эмоциональнее, чем кажется с первого взгляда — просто привык постоянно держать себя в руках, чтобы не выдавать своё настроение кому не стоит. Но сейчас он вёл себя так, словно никогда не был вынужден скрывать чувства, прятаться и отстраняться. Словно всю жизнь прожил в безопасности и уюте.
Словно был нормальным подростком.
Одежда, эмоции, блестящие глаза и детские игры в пятнадцать лет… В любой другой ситуации подобные метаморфозы Олю бы обрадовали: наверняка так он чувствовал себя счастливее, чем обычно. Но здесь и сейчас…
Перемены не предвещали ничего хорошего. Только беду и забвение. Только тьму, в которой живут чудовища.
— И всё-таки, как вышло, что ты приехала? До сих пор не могу понять, — Женька, как она и попросила, перевёл тему, и Оля подумала, что лучше бы он и дальше говорил о тварях, — откуда ты деньги взяла? Билет сюда стоит дофига, ты же не…
— Родители дали, — перебила Оля. Может, чуть жёстче, чем стоило. — И на билет сюда, и на обратный. А Стасина подруга приютила.
— Вы и с ней помирились, — понял Женька. — Хм. А мне ты об этом не говорила.
«Ты тоже мне многого не говоришь», — хотела едко ответить Оля, но вместо этого сказала другое.
— Да, помирились. Совсем недавно. Потому и не сказала.
Его любимая отмазка. Она всего лишь вернула шпильку, и он, кажется, заметил.