Баулин дал три рубля. Купили две бутылки вина и распили его у Баулина в комнате. Разошлись. Я еще хотел выпить, но денег нет. Пошел по соседям. Не дали. Пришел к баулинским ребятам. Дали сорок пять копеек. Я собрал пустые бутылки — семь штук — пошел в магазин. Баулин — со мной. Мы с ним пили… Потом спал, очень крепко. Даже милиционеры, когда пришли, еле меня разбудили…
По именам я их не знаю.
Внешность их запомнил плохо. Я на них особо и не смотрел: мне-то что? Я с ними выпил — и пошел… Узнать я их, может быть, смогу.
Евгения Курбатова
Девятого августа я вызвала Юрониса, чтобы допросить его и сообщить о результатах криминалистической экспертизы. Эксперт дал заключение, что их ножи не являются холодным оружием «…и относятся к хозяйственным ножам общего применения (для резки мяса, овощей, хлеба…)».
— Что же ты, Юронис, не резал своим ножом овощи или хлеб? — спросила я его, заполняя бланк «Протокола допроса несовершеннолетнего обвиняемого».
Он задумчиво посмотрел на меня и сказал:
— А у меня завтра день рождения…
Я отложила ручку в сторону:
— Ну что ж, поздравляю тебя. Хотя и не стоило бы…
— Я знаю, — сказал он. — Но все-таки… Правда, такое совершеннолетие не у всех бывает?
— Да, к счастью. А ты что, гордишься этим, что ли? Я что-то не пойму…
— Нет. Тоскливо мне сегодня. Поговорить совсем не с кем.
— А о чем ты хотел поговорить?
— Не знаю. Я ведь молчу все время. И думаю.
— Ну?
— У меня в Паневежисе друг был. Звали его Иван Морозов. Он в нашем доме жил. Намного он старше меня. Раз пять уже сидел, за разное — хулиганство, кражи, грабеж.
— И что?
— Он очень весело про тюрьму рассказывал, здорово.
— Похоже?
Юронис покачал головой:
— Нет. Совсем в тюрьме не так. Врал Ванька. В тюрьме люди не должны жить.
— А если эти люди убивают других людей? Где же им жить — на курорте?
Он снова покачал головой:
— Надо, чтобы не убивали.
— Но ведь ты же убил?
— Да, убил. Поэтому я в тюрьме, я понимаю. И я все время думаю о другом…
— О чем же?
— Зачем врал Ванька Морозов? Ну, зачем, например, говорить, что лучше всего фраера ограбить и убить — будет наверняка молчать? Теперь-то я знаю, что с убийством во сто раз быстрее попадешь, всю милицию на ноги поднимают, как на войну… И все, что он про тюрьму рассказывал, — вранье, подлое вранье… Все, что он рассказывал…
— А он тебе рассказывал, что здесь хорошо?
— Не в этом дело, — он досадливо махнул рукой. — Не говорил он, что здесь хорошо. Но так получалось у него, что сюда самые смелые попадают. Просто им немного не повезло. Но здесь их уважают… И среди заключенных есть свой закон.
— Ну и как, нашел ты уважение в камере? Закон воровской понравился?
— А-а, мне их уважение не нужно. Я и сам их не уважаю. Понимаете, не уважаю. Не за что уважать. Как животные, кто сильнее — тот умнее. А закона никакого воровского нет. Ерунда это, выдумки. Может, и был когда, а сейчас нет. Каждый за себя — вот и весь закон в камере…
— Тебя что, в камере не любят?
— Да нет, не в этом дело. Я еще не привык помнить, кто я такой. Я ведь относился к ним как к уголовникам, шпане. И медленно привыкаю, что я их не лучше. Они — воры, хулиганы, а я человека убил…
Я подчеркнула в бланке протокола слово «несовершеннолетнего». С завтрашнего дня он просто обвиняемый. Я сказала:
— Завтра ты пойдешь на психиатрическую экспертизу.
Он кивнул, потом сказал, криво улыбнувшись:
— В день совершеннолетия полезно узнать, сумасшедший ты или еще на что-то годишься. Это вообще не мешает. Даже тем, кто людей не убивает…
Уж не гордится ли Юронис, что он не «уголовник, шпана, хулиган», что он «человека убил»? Что-то легко очень он эти слова повторяет…
Альбинас Юронис
— Юро-о-нис! На вы-ыход!..
Я поднялся, еще сонный какой-то, пошел к двери. Я знаю — это меня тащат на «пятиминутку» — вчера предупредили. «Пятиминутка» — это амбулаторная психиатрическая экспертиза. Ребята в камере мне рассказали, что всех малолетних убийц на «пятиминутке» проверяют. Муртаза, маленький хитрый воришка с Трубной, который уже не раз сидел, а сейчас попал за грабеж, и по всем этим вопросам «в курсе дела», растягивая в улыбке толстые губы, сказал: