Семь часов три минуты
Балашов поднял голову и увидел, что к нему стремительно приближается белый "мерседес". Он разогнулся и махнул рукой. Заскрипели тормоза, и машина, гася скорость, стала прижиматься к асфальту, как напуганная собака.
Не съезжая с проезжей части, "мерседес" замер рядом с черной "Волгой". Цинклер крикнул:
-- Кладите их прямо на... декке... на криша, в багажник!..
-- А вы разве не выйдете?
-- Быстро, черт вас забирай! Быстро, шнель!..
Балашов попытался забросить на крышный багажник сразу две канистры, но не смог -- тяжело. Пришлось одну поставить обратно на асфальт.
-- Доннерветтер! -- красные щеки Цинклера тряслись.
-- Еще один канистр наверх, еще один, еще...
-- Деньги!
Цинклер протянул в окно сверток.
-- Здесь все? Никакой ошибки нет?
-- Идите к черту! Я вам будут написать...
"Мерседес" рванулся и, с визгом набирая скорость, исчез за поворотом.
...Толмачев судорожно открывал защелку камеры -- кончилась пленка...
Семь часов шесть минут
-- Вега, Вега! Я Альфа. Только что прошел "мерседес". На крышном багажнике -- четыре канистры. Полагаю, что детали в них. Балашов, по-видимому, на месте. Можете его брать. Я следую дальше за "мерседесом". Прием.
-- Вас понял. Отбой...
Семь часов восемь минут
Балашов смотрел еще мгновение вслед "мерседесу", прижав к груди сверток. "Ничего, у меня скоро такой же красавец будет", -- подумал он. Потом положил сверток в машину и стал опускать домкрат. Рядом остановилась "Волга". "Ох, уж эти мне помощники, бог вам смерти не дает!" -- и зло сказал подходящим к нему парням:
-- Не надо, мне ничего, не надо! Езжайте себе своей дорогой!
Приходько усмехнулся:
-- А наша дорога как раз к вам и ведет. Вы арестованы, гражданин Балашов...
Семь часов пятьдесят пять минут
Джага посмотрел на небо и подумал: "Сегодня, слава богу, хоть не так жарко будет! Выдрыхнусь за всю эту ночь проклятущую". Он вошел в свой подъезд, и почему-то от темноты и запаха псины на лестнице его охватила тревога. Он шел заплетающимся шагом по ступенькам, тяжело вздыхал и негромко матерился. Повернул ключ в замке, открыл дверь, и сердце сбилось с ритма, застучало, больно заерзало в груди.
-- Гражданин Мосин?
-- Д-да, то есть н-нет...
-- Вы арестованы...
Восемь часов ровно
-- Прямо после обыска везите его сюда, -- сказал Шадрин и положил трубку на рычаг.
Подошел к окну, легко и радостно засмеялся, разогнав морщины по углам лица.
-- Вот и кончился самый длинный день... :
* ЧАСТЬ IV. Поединки *
Каков удельный вес бензина?
Заполните декларацию, -- таможенник протянул Цинклеру бланк. Офицер в зеленой фуражке внимательно читал его паспорт. Лицо пограничника было спокойно, вежливо, непроницаемо.
"С нами бог! Все будет в порядке. Это способ, проверенный на самых жестких западных таможнях..."
Достал "паркер", написал в декларации фамилию, имя. Ручку заело. Он посмотрел на свет золотое перо, резко стряхнул его. Ручка не писала. Он взглянул снова на свет и увидел, как перед окном таможни остановилась зеленая "Волга". "Где-то я ее видел", -- подумал Цинклер и сразу же забыл о ней. Стряхнул еще раз ручку, аккуратно вывел во всех графах подряд -оружие, валюта, драгоценности -- "не имею". Затейливо, с росчерком и завитушками, расписался. Таможенник о чем-то разговаривал с двумя мужчинами. Цинклер нетерпеливо постучал перстнем в полированную доску барьера:
-- Я есть готов. Прошу выполнять формальность.
-- Пожалуйста. Покажите мне содержимое вашего чемодана.
Цинклер одновременно щелкнул замками чемодана.
-- Можете все видеть.
-- Освободите чемодан от вещей.
Пограничник подошел ближе. Двое, приехавшие на зеленой "Волге", сидели в углу за журнальным столиком, негромко переговаривались и смеялись. Цинклер сшил сухую прорезь рта в одну нитку, рывком перевернул чемодан на досмотровой стол. Таможенный контролер бегло осмотрел его вещи, взял чемодан в руки. Пальцы прошлись по швам обивки, замерли в углах. Потом ослабли, чемодан аккуратно лег на стол. Таможенник сдвинул фуражку на затылок, мгновение подумал и достал из кармана небольшую отвертку. Дно чемодана было закреплено восемью фигурными кнопками. Таможенник подсунул под шляпку отвертку -- и первая легко выскочила.
-- Вы имеете ломать чужой вещь,-- сказал, не меняясь в лице, Цинклер.
-- Что вы, ломать! Соберем обратно -- и видно не будет, что кто-то трогал.
Последняя кнопка вылетела из гнезда и зазвенела на мраморном полу. Таможенник поддел отверткой картон и легко вынул его. Под ним синело нейлоновым брюхом второе дно.
-- Сантиметра четыре второе дно-то, а? -- сказал Цинклеру, весело улыбаясь, таможенник.
-- Это есть точно. Четыре сантиметр. Но я знаю, что два дно в чемодан -- не есть запрещено. Это есть мое личное дело.
-- Да, конечно, если во втором дне через границу ничего запрещенного не перевозится, это можно. Только уж простите за профессиональное любопытство -- зачем вам этот тайник?
-- Я могу объяснить. Я много ездить по Европе с коммерческие дела. Прислуга в отелях часто интересоваться тем, что лежит в чемодан. Поэтому я возить здесь деловые документ. Вы понимаете?
-- Вполне. Давайте теперь осмотрим ваш автомобиль...
Заглянув в кабину, таможенник попросил открыть багажник. Инструментальная сумка, запасное колесо, четыре ровно поставленные канистры.
-- Ничего себе, запаслись вы бензином, -- удивился таможенник, вынимая одну канистру. Крякнул. -- Однако!
Цинклер засуетился:
-- Ваш бензин есть очень дешевый. Мне ехать в далекая дорога, мне хватит до дома. Контролер засмеялся:
-- Отлично! А на каком сорте бензина ездите? У вас же машина капризная, наверное? -- и открыл горловину канистры.
Цинклер затравленно обернулся. Сзади стояли невозмутимый пограничник и те двое, что подъехали позже.
-- Сорт? Не помню. Высокий сорт...
Таможенник наклонил канистру, и из нее плеснула, разливаясь на асфальте радужным пятном, струйка бензина.
-- Господин Цинклер, вы не помните случайно удельный вес бензина?
-- Я вас не понимайт...
-- Я про удельный вес говорю. Это физическая единица, равная весу одного кубического сантиметра вещества. Помните?