1967
Пусть промчится столетий двадцать…
Пусть промчится столетий двадцать, —
Можно ль время остановить?
Но должны мы себе признаться:
Арифметики нет у любви.
Пусть любовь, как подбитая птица,
Дух мятежный не в силах спасти,
Но не хочет она приземлиться
И в небесные глуби летит,
Чтоб в краю ослепительно белом
Вспомнить прежнюю силу и страсть
И оттуда трепещущим телом,
А не мертвою птицей упасть.
1967
Поговори со мною, ветерок
Поговори со мною, ветерок,
Верни мне запах смятых трав зеленых,
Чтоб в памяти восстановить я мог
Без напряженья каждый уголок
Белян варшавских, вихрем унесенных.
Приникни к холодеющим губам,
Ворвись мне в душу, освяти седины,
И, пролетев по кубикам-годам,
По океанам, рекам, городам,
Зажги мне снова лампу Аладдина.
1967
«Уходит все в пустые дали…»
Уходит все в пустые дали,
И никогда не возвращается
Ни запах чая, ни миндаля,
Ни пряный аромат акации.
Уходят поезда российские,
Уходят конные и пешие,
Уходят дальние и близкие,
И протекают воды вешние.
Не огорчайся и не сетуй,
Что от тебя любовь уходит,
И с нею вся твоя планета,
Как легкий дым над пароходом.
И ты уходишь постепенно,
Роняя листья сожалений,
Как неоконченная песня,
За уходящим поколеньем.
1967
Часы и голоса
Не перечислить всех часов,
От нас ушедших без возврата,
Как и далеких голосов,
Что были близкими когда-то.
Но есть один заветный час,
И голос есть один заветный,
Они не покидают нас,
Хотя их близость незаметна.
То — час раздумий в тишине,
И голос собственного сердца.
Ни наяву и ни во сне
От них нам никуда не деться.
30 октября 1967 г.
Москва
«Машины летят, будто птицы небесные…»
Машины летят, будто птицы небесные,
Как будто им тесно у нас на земле,
Как будто им мало лесов, перелесков,
Асфальтовых простынь, зеленых аллей.
Их путь трафаретен: дела и прогулки,
Пансионаты и скромные дачи.
Но что-то на мысль вдруг меня натолкнуло,
Что есть у машин и другие задачи.
На солнце блестя, утопая в лучах его
И выплывая пловцами стремительными,
Они нам дарят свои краски участливо,
Как будто в музее картин изумительных.
Лучи фонарей как сигналы надзвездные
В потоке машин на заре и ночами,
Как будто они с дня рождения созданы
Миры открывать за своими плечами.
Чтоб мы, наслаждаясь классической радугой
И близостью чьих-то веселых зрачков,
Запомнили эти мгновения надолго,
А может быть, даже на веки веков.
1970
«Я пью тебя, пленительная жизнь…»
Я пью тебя, пленительная жизнь,
Глазами, сердцем, вздохами и кожей.
Казалось бы, что все — одно и то же,
Как совершенно точный механизм.
Но как мы ошибаемся, — о боже!
На самом деле все разнообразно
И каждый день наполнен новизной.
По-разному горят в ночи алмазы
Бездонных звезд — зимою и весной.
По-разному мы ощущаем лето
И ненасытной осени настой.
Мы знаем все вопросы и ответы,
И все ж кричим мы времени: «Постой!»
12–14 мая 1972 г.
Москва
«Когда закатный луч в обиде…»
А. Зелонджеву в его сейф
Когда закатный луч в обиде,
Что он потерян для других…
Мы, это только раз увидя,
Уже запечатляем в стих.
В лесу мы прячемся за ветви, —
Должно быть, от себя самих.
И то, что нас легко отвергли,
Мы снова превращаем в стих.
Мы сокрушаемся, но скупо,
Когда обидели других.
И боль за наш дурной поступок
Опять мы обращаем в стих.
Но в глубине души нам ясен
Математический расчет:
Что стих, будь трижды он прекрасен,
Нас от терзаний не спасет.
1972
Запятые
Средь ужаса внезапных катастроф,
Смертей, убийств, пожаров, наводнений
Мы — словно запятые между строф
Или, вернее, — призрачные тени.
И если мы сохранены пока,
Считайте это чудом небывалым.
Так будьте другом каждого цветка,
Увядших листьев и травинок малых.
Не разоряйте теплых птичьих гнезд,
Не потакайте жалкому невежде
И, как зеницу, берегите мост,
Ведущий от отчаянья к надежде.
1972
«Она сама себя не понимает…»
Она сама себя не понимает,
Да и не сможет никогда понять,
Свою планету нежно обнимая,
Как сына обожающая мать.
Воистину, она ничем не скована.
Как пульс в ней бьется щедрость, доброта,
Священный гнев, любовью продиктованный,
И ослепительная красота.
Но что творят ее шальные дети,
Сжигая все — от листьев до корней.
Когда бы жили мы тысячелетья,
Мы б осторожней обходились с ней!