– Может, ирской, может, ксиларской, а может, альгартийских пиратов.
– Что делать ирцам или ксиларцам в такой темноте?
– Не знаю. И у тех, и у других морские дела сейчас идут худо. В Ире из-за жадности синдиката, который не хочет раскошелиться на поддержку флота. А в Ксиларе меня не хватает, некому за них как следует взяться. Выходит, что корабли обоих государств мирно стоят у пристани, а значит, стучат пиратские весла.
– Альгартийцы, верно, боятся сесть на мель не меньше нашего.
– У них есть колдуны, которые издали чуют скалы и мели и предупреждают об опасности. Они угадывают приближение штормов и туманов. Давай-ка помолчим, а то неровен час услышат.
– Благородный пенембиец, – заявил Зерлик, – не допустит, чтобы какие-то мерзавцы заставили его молчать.
– Прибереги свои рыцарские замашки до другого раза, когда будешь один. А сейчас моя жизнь тоже под угрозой, как ты вчера выразился. Я не пенембиец, притом не особенно благороден и считаю, что отсидеться сейчас куда важнее, чем вылезти со своей храбростью. Так что закрой рот.
– Не смей так со мной разговаривать... – возмущенно начал Зерлик, но Джориан взглянул на него свирепо, и тот притих.
Стук весел делался все громче. Стал слышен и другой стук – судя по всему, барабана, к ним примешивался плеск воды и невнятные обрывки разговора. Джориан настороженно вслушивался.
– Не пойму, на каком языке, – прошептал он. Звуки стали стихать, потом совсем исчезли.
– Теперь можно говорить? – спросил Зерлик.
– Пожалуй.
– Если эти альгартийские мудрецы умеют предсказывать погоду, почему они не могут ею управлять?
– Знать одно, действовать – другое. Правда, некоторые колдуны пробуют управлять ветрами и волнами. Бывает, выходит, бывает, нет. Взять хотя бы историю с королем Фузиньяном и приливом.
– Что за история?
Джориан уселся поудобнее.
– Фузиньян был когда-то королем у меня на родине, в Кортолии. Сын Филомена Доброхота, а самого его звали Фузиньяном Лисом: он был небольшого роста, проворный, смекалистый.
Однажды король Фузиньян пригласил самых важных придворных на пикник, который должен был состояться на пляже в Сигруме, в нескольких лье от города Кортолии. Это прекрасное место – волны Срединного моря плещут на серебристый песок. Для пикника лучше не придумать, а также для купанья и прочих развлечений. Пляж длинной дутой огибает подножие невысокого холма. Туда и отправился король вместе со своими детьми, прекрасной королевой Дэнудой и главными чиновниками государства, тоже с женами и детьми.
Среди гостей был некий Форвиль, дальний родственник короля, в те времена занимавший пост хранителя королевской картинной галереи – должность, прямо скажем, непыльная. Ленивого толстяка Форвиля все, включая короля, считали безобидным ничтожеством. На самом же деле он имел виды на королевский трон и в то время уже начал плести интриги.
Однако в присутствии Фузиньяна достопочтенный Форвиль был полон вкрадчивой угодливости. На этот раз он превзошел самого себя.
– Ваше величество, – сказал он, – слуги расставили столы и стулья для пикника там, где нас затопит приливом.
– Затопит? – задумался Фузиньян, оглянувшись на море. – Пожалуй, ты прав, клянусь Зеватасом! Я прикажу перенести все повыше.
– О нет, сир, в этом нет нужды, – возразил Форвиль. – Могущество вашей светлости безгранично: стоит вам только повелеть приливу остановиться, и он не посмеет ослушаться.
Приливы на Срединном море, надо сказать, слабее здешних, но это не помешало бы компании, расположившейся для пикника не там, где надо, выкупаться с головы до ног.
– Не болтай глупостей, – ответил Фузиньян и собрался распорядиться насчет столов и стульев.
– Но, сир, – упорствовал Форвиль, – это же ясно, как день. Можете мне не верить, но прикажите морю и сами увидите.
– Ладно, черт с тобой, – с досадой сказал Фузиньян, который подозревал, что Форвиль хочет выставить его дураком. – Заодно убедишься, какой плетешь вздор.
Фузиньян поднялся и, поводив перед собой руками, как это делают фокусники, произнес:
Затем снова принялся за еду со словами:
– Если мы вымокнем, ты, Форвиль, заплатишь за испорченную одежду.
Гости оставались на своих местах, но все чувствовали напряжение: замочить дорогой наряд никому не хотелось, а сбежать – значило проявить неуважение к королю, который, судя по всему, готов был не моргнув глазом встретить прилив. Какое-то время все шло без изменений, пикник близился к концу, подали сладкие вина.
Но в положенный час прилив почему-то не наступил. Собравшиеся тайком поглядывали на карманные часы, друг на друга и – с растущим благоговением – на маленького веселого короля, который ел, пил и, казалось, знать ничего не желал. Наконец ни у кого не осталось сомнений, что привычный ход вещей нарушен и прилива не будет. Толстая физиономия Форвиля побелела, словно гипсовая маска, он не отрываясь глядел на короля.
Фузиньян тоже был встревожен происшедшим: он-то отлично знал, что настоящих колдовских заклинаний не произносил, нечистой силы тоже не призывал, что же тогда остановило прилив? Пока он ломал себе голову – виду, впрочем, не показывая, – к нему подошел сын и тихо сказал:
– Папа, там, на холме, какая-то дама, вот просила передать.
Фузиньян увидел, что записка от ведьмы Гло; она жила на холмах южной Кортолии и давно уже хотела получить должность главной волшебницы королевства. А сама не имела даже официального разрешения на колдовство, потому что никак не могла поладить с королевской комиссией по торговле и лицензиям. И вот колдунья без приглашения явилась на пикник, надеясь уговорить Фузиньяна вмешаться в ее тяжбу с бюрократами. Сверхъестественные возможности Гло помогли ей подслушать разговор Фузиньяна с Форвилем, и она решила не упускать случая: спряталась в лесу неподалеку от берега и, пустив в ход свои самые могущественные чары, удержала прилив.