– Поглядите, кого я отыскал в коридоре, – объявил Чешэм, не дожидаясь, пока она надлежащим образом поприветствует его. Граф проводил ее в приемную, отделанную, как показалось Равенне, всеми сорока оттенками ирландской зелени. На окнах висели пышные, цвета фасоли портьеры, а пол почти полностью исчезал под изумрудно-зеленым ковром турецкой работы. Подбитые конским волосом кресла и бархатные диваны были немного потертыми. Короче говоря, приемная во всем отличалась от рассчитанно холодной гостиной. Предметы мебели слегка не подходили друг к другу, и Равенне сразу стало уютнее.
Граф Фабулозо и месье Ги де ла Коннив стояли у фортепиано, держа рюмки коньяка в наманикюренных пальцах. Поклонившись ей, они немедленно вернулись к самым выгодным для себя позам. Граф казался гигантом в бледно-голубом фраке, облегавшем его фигуру. Ги был одет в костюм серого цвета, который очень шел к его глазам.
– Позвольте мне предложить вам освежиться, Равенна. Где же Гривс? – осведомился Чешэм, не обнаружив дворецкого в комнате.
Усадив ее на бархатную кушетку, он отошел к столику с напитками, чтобы налить ей шерри.
– Вот вы и здесь, моя дорогая. – Чешэм с улыбкой вручил ей бокал. – Должен сказать, что вы надели очаровательное платье…
Взгляд его так быстро скользнул на ее грудь, что Равенна даже решила, что это ей померещилось.
– Спасибо, – ответила она, чуть задохнувшись, не зная, может ли «спасибо» явиться должным ответом на такой взгляд.
Пригубив шерри, она взглянула на Ги, сидевшего на соседней кушетке.
– Ах, прекрасная Равенна, несравненная и при свечах, и в утренней росе. – Взяв руку Равенны, он припал к ней губами, жаркими и влажными, что было, пожалуй, не столь уж неприятно; однако едва Ги принял позу, явно рассчитанную на то, чтобы покорить ее, Равенна с трудом заставила себя подавить смех.
– Дворецкий долго, долго водить девушка, – вступил в разговор граф, решивший привлечь ее внимание.
– Он – хитрый лис, этот Гривс. Знает, как все устроить.
До этих слов Равенна даже не подозревала, что лорд Реджинальд находился в комнате. Он подмигнул ей из недр кресла, украшенного поблекшим за несколько веков ручным шитьем.
– Что вы хотите этим сказать? – спросила она, чувствуя себя неудобно в мужском обществе. – Он отвел меня не туда, куда надо, и ничего не устроил, а все запутал.
Рамсей многозначительно улыбнулся.
– Лорд Тревельян… кстати, а где он? Наш хозяин сегодня забывает о своих обязанностях. Я бы сказал, что это просто преступление – не видеть такую красоту.
Равенна покраснела. Она не привыкла к столь откровенным комплиментам, да и не считала себя красавицей. Другое дело Кэтлин Куинн. Эта девушка прекрасна, как ангел, и утонченна, как сама королева. Равенна считала себя во всем противоположной Кэтлин. Темноволосая, мрачная по характеру и – невзирая на все старания воспитателей Веймут-хэмпстедской школы – прежняя дикарка. Кровь Бриллианы оказалась сильнее кнута.
– Хозяин приступил к выполнению своих обязанностей, – заметил от двери Тревельян.
Равенна повернулась. Ей не хотелось смотреть на Тревельяна, однако, похоже, противиться просто не было сил. Войдя в комнату, Ниалл Тревельян покорил ее, наполнил собой, заставил подчиниться; воистину его острый снисходительный взгляд способен был смутить даже короля. Равенна не хотела смотреть на него, и тем не менее, проклиная себя, покорилась порыву. И ей пришлось проглотить унижение, потому что Ниалл не ответил на ее взгляд, даже не дал понять, что видит ее.
– Мы как раз разговаривали о красоте, Тревельян, – начал лорд Реджинальд, – не хотите ли вы изложить собственные взгляды. Равенна уже знает мою точку зрения.
Подойдя к столику с напитками, Тревельян налил себе коньяка. Поглядев на графа и Ги, он о чем-то задумался и, наконец, произнес:
– В том, что касается красоты, меня сейчас беспокоит один лишь жгучий вопрос: полагает ли граф себя более прекрасным, чем месье Коннив, или дело обстоит как раз наоборот?
Равенна едва не поперхнулась шерри. I и явно был задет, граф же сконфузился, словно получил резкий удар.
– Похоже, кузен, вы сегодня не в настроении, – заметил Чешэм с явным раздражением.
– Не в духе? Напротив. Сегодня я благостен как всегда.
Тревельян поглядел на гостей, при этом решив не обращать внимания на Равенну и тем самым еще раз задев ее. Она видела, что Ниалл не считает ее достойной присутствовать в замке и, похоже, решил попросту не замечать ее.
– Распространяется ли ваше благоволие и на обед? Я умираю от голода, – осведомился отец Нолан, как раз появившийся в дверях в сопровождении Гривса.
Равенна оделила священника ослепительной улыбкой. Она внезапно почувствовала себя уверенней. При отце Нолане она всегда ощущала себя по крайней мере хорошей. Девушка приободрилась, когда старик в знак приветствия взял ее за руку.
– Да, будем обедать. – Тревельян взглядом обежал комнату, как и прежде преднамеренно минуя Равенну. – Все готовы?
– И кто же будет иметь честь проводить Равенну к столу? Или мы начнем поединки ради нее? – поддразнил присутствующих лорд Реджинальд.
– Честь эта принадлежит мне, как пригласившему ее сюда, – проговорил Чешэм, протягивая к ней руку.
– С поединками уже покончено, Чешэм. Я хозяин в этом доме и обязан провожать своих гостей к столу. – Голос Тревельяна не допускал возражений.
Все еще не глядя на Равенну, Тревельян подошел к кушетке и предложил девушке руку. На мизинце блеснуло золотое кольцо. Сердце заколотилось в груди Равенны.
В один и тот же миг ее оскорбили и ей же польстили. Он может позволить себе не замечать ее, а потом потребовать права пригласить ее к столу. Поведение истинного безумца. И она была не лучше его, ибо Равенна хотела от Ниалла лишь одного: чтобы он поглядел на нее с тем же восхищением, как и все остальные, чьи взгляды проливались на нее сладким вином… тогда она охотно позволила бы этому мерзавцу вести ее.
– Равенна? – Их взгляды встретились, пробудив в ней целую бурю чувств – начиная от смятения и кончая едва ли не ненавистью, немедленно сокрушившей необъяснимое желание добиться восхищения Ниалла.
Воспитание запрещало отказать графу, и Равенна просто заставила себя подать ему руку. Теплая ладонь удивила ее, однако жесткое прикосновение можно было предвидеть. Тревельян ясно дал ей понять, что не хочет ее присутствия в своем замке. Равенне вдруг захотелось бежать домой и никогда не возвращаться сюда.
Ниалл помог ей встать с кушетки. Равенна ответила ему напряженной улыбкой и приняла предложенную руку, уже прикидывая, сколько минут продлится это испытание, и надеясь, что более ей никогда не придется встречаться с владетелем Тревельяна.
Небольшая столовая была выдержана в оттенках пюсиного[35], берлинской лазури и золотых. Каждое блюдо представляло собой шедевр кулинарии. Лакеи вносили один за другим блюда с фазанами, говядиной и павлинами. Тревельян, кузен Чешэм и его приятели не обнаруживали особого восхищения ни изысканностью блюд, ни их количеством, однако Равенна была в полном восторге, особенно памятуя о тех скверных обедах, которые им подавали в Лондоне. Отец Нолан отдал должное каждому блюду. Равенна могла поклясться, что старик управляется с третьим бисквитом со сливками.
В обращении к Равенне откровенная лесть со стороны Ги сменилась тонко завуалированными, но тем не менее откровенными намеками лорда Реджинальда. Отец Нолан попытался затеять разговор о Новом Завете. Тревильян не проронил ни слова. Равенна изо всех сил старалась забыть об этом, однако, когда с едой было покончено и она в обществе джентльменов вернулась в приемную к напиткам, девушка все-таки не сумела удержаться и украдкой бросила взгляд на хозяина замка.
Тревельян в этой компании казался увенчанным ветвистой короной взрослым оленем посреди неуклюжих молодых бычков. Тем не менее различие было более тонким, и Равенна едва ли могла понять, что именно привлекает ее внимание в Ниалле Тревельяне. Он не возвышался башней над всеми остальными, будучи, пожалуй, чуть повыше среднего роста; лицо симпатичное, совсем не напоминало классической красоты греческих богов – Ги или графа. Шеи лорда Реджинальда, Ги и графа украшали модные белые галстуки, на Тревельяне был вышедший из моды черный. Как и жилет – кашемировому буйству модных цветов Тревельян предпочел скромный свекольный муар. Юношеский румянец оставил его лицо, сделав, быть может, его более неотразимым. Каждая линия на лице его, каждая седая прядь в волосах подчеркивали мужественную зрелость. Ну, а в глазах его Равенна угадывала душу, отягощенную какой-то невыразимой трагедией, человека, понимавшего жизнь, какова она есть на самом деле. Все это Равенна подметила, наблюдая за Тревельяном. Ей хотелось, конечно, уделить внимание и отцу Нолану, и даже Ги, но Тревельян всецело занимал ее – даже устроившись возле каминной доски, погрузившись в какую-то думу, заставившую его позабыть о бокале, оставшемся в руке.