Тут внимание его – к счастью – привлек шелест бумаги, скользнувшей на пол. Он поглядел на руку Равенны и обнаружил лежавший под нею листок. Подумав, что она сочинила письмо Маккумхалу, Ниалл решил прочитать его, понимая, что поступок этот – не джентльменский. Однако он никогда не причислял себя к этой категории людей. На клонившись, он подобрал бумагу с ковра. И прочитал ее от начала до конца. Два раза.
* * *Весть об изгнании сестры взволновала Грейс. Ночью она не могла уснуть: ей представлялась Ския, в одиночестве утиравшая слезы передником. Из темных лесов, где не бывает людей, до нее теперь доносились человеческие стенания.
Однажды утром она проснулась с твердым намерением найти сестру и спасти ее. Если же это окажется невозможным, если Ския откажется вернуться, то Грейс хотя бы навестит ее и выразит ей свое сочувствие.
На стенах замка зубцами выросли силуэты солдат. В безмолвном бдении они ожидали, когда король Турое начнет наступление на город, чтобы выручить своего сына, принца, которого на самом деле не было в бастионе. Грейс покрыла голову фланелевым платком, «позаимствованным» ею у одной из служанок, и под видом посудомойки вышла из замка. Бегом спустившись с холма, она затерялась в Терновом Чернолесье.
* * *Ниалл положил листок на стол возле спящей Равенны. С неудовольствием он вынужден был признать, что отрывок был написан неплохо. Мастерство и воображение, а также способность увлечь читателя в сказочный мир были налицо. Ниаллу хотелось прочесть продолжение, хотя он понимал, что его еще не существует. Перед ним была только часть повествования, но даже и эта малость свидетельствовала об интеллекте и чувствительности, каких он не хотел бы видеть в этой девчонке.
Тревельян заставил себя поглядеть на нее. То, что Равенна оказалась в кресле, лишило его равновесия, но теперь раздражение уже утихло. Давным-давно он покупал это кресло для своей жены, еще не зная, кто ею станет. Гейс Тревельянов заключал в себе по меньшей мере иронию, если не что-то другое.
Во сне розовые губы Равенны приоткрылись, а под густыми черными ресницами сомкнутых глаз лежала тень. Она показалась ему бледной, ранимой, нуждающейся в защите. Эти чувства раздражали Тревельяна. Бледная и ранимая, уснувшая в его кресле!.. Он взял Равенну за подбородок и приподнял ее голову.
Черные ресницы дрогнули, глаза открылись. Равенна посмотрела ему в глаза. Ниалл был доволен, заметив страх в этой фиолетовой глубине. Что бы там он ни думал об этой девчонке, в интеллекте ей отказать было нельзя.
– Тебе не следовало вставать с постели, – недовольным тоном произнес он.
– Я не просто встала с постели, я шла к двери. – Равенна отодвинулась от его руки, раздражение появилось на ее лице.
Ниалл смерил взглядом расстояние между постелью и массивными резными дверями.
– И тебе потребовалось вздремнуть? По-моему, ты слишком быстро устала.
Равенна выпрямилась в кресле, откинув назад волосы, и украдкой потянулась к листку. Обнаружив его на месте, она расслабилась.
– Что ты делала целый вечер? – Ниалл с удовольствием заметил, что вопрос неприятен ей.
– Я… я читала. Мне показалось, что вы не будете против. У вас столько книг, – смутилась она.
– А что это там нацарапала?
Ниалл непринужденно потянулся к листку. Равенна выскочила из кресла.
– Это нельзя читать! Это мое! – она выхватила бумагу из его руки.
Ниалл расхохотался. Равенна в ярости выпалила:
– Вы все прочли, пока я спала. Как вы посмели? Как это низко!
– Я решил, что ты переписываешь подстрекательские памфлеты. С такими типами, как твои друзья, моя девочка, следует быть осторожным, – отвечал Ниалл, не в силах подавить смех.
– Ничего подобного вам и в голову не приходило! Вы просто подглядывали. По крайней мере признайте свою вину.
– Хорошо. Я подглядывал. Так что именно ты пишешь? Я не понял.
– Роман.
– В самом деле? Вот это да, – разразился он хохотом.
– Почему вы смеетесь надо мной? Разве я не могу стать писательницей? Я пишу сказку. По-моему, для женщины это самая подходящая тема.
– Тебе не удастся опубликовать ее. Почему бы тебе не заняться рисованием или рукоделием, как поступают благородные женщины?
– Назовите мне хотя бы одну причину, которая может заставить меня отказаться от занятий литературой, – с вызовом проговорила она.
Ниалл разглядывал Равенну словно завороженный.
– Я могу назвать одну причину, а потом еще сколько угодно, – улыбнулся Тревельян. Он не мог оторвать глаз от ее фигуры. Восхищение… и вожделение отразилось на его лице. Почему, интересно, в его халате эта девчонка кажется изящней и соблазнительней, чем в ее собственном платье, подумал он. Ниалл понял, что этот вопрос будет вечно досаждать ему. – Тебя просто не напечатают, – заявил он, – потому что ты – женщина. Издатели не публикуют книги, написанные женщинами.
– Кое-кого они все же напечатали. А женщинам моя книга может понравиться. Потому что я пишу о них.
– Ты забываешь о том, что в Лондоне не воспримут тебя серьезно. Издание книг – дело старинное, и занимаются им мужчины. Им не интересно читать то, что нравится женщинам. Эту романтику. Подумать, и то противно. Но если на этом можно будет заработать, они напечатают и произведение, написанное женщиной.
Подавив вздох, Ниалл попытался найти аргументы, способные убедить эту маленькую, хрупкую, но упрямую особу.
– Женщинам такие романы, как твой, наверно и будут интересны, но ни один мужчина не захочет читать о женщине. Конечно, если она не является жертвой трагедии.
– В моем романе будет трагедия.
– Тогда почему бы тебе не взять псевдоним? Вот, например, хорошее имя – Ниалл Тревельян.
На лице Равенны появилось такое выражение, словно она уже добилась успеха.
– Нет, я буду писать под собственным именем – Равенна. Из меня получится знаменитая писательница, и если литераторы будут высмеивать меня и пренебрегать моими произведениями, потому что мои героини торжествуют и над собственными страданиями и над мужчинами, – что ж, пусть смеются. Мои читательницы полюбят меня.
– Глупая девчонка. Ты проиграешь в этом сражении.
– «Невероятное желание только что перетекло из моего сердца в голову, и я не стану подавлять его… Я самым искренним образом желаю, чтобы различия, обусловленные полом, исчезли как в обществе… – поглядев на Тревельяна, Равенна добавила: – так и в издательском деле».
Ниалл застонал. В это нельзя было поверить! Откуда взялось на его голову это дитя? Он все никак не мог определить, кто она на самом деле. Едва он решил, что понял ее характер, как тут же обнаружил то, что вовсе не предполагал в ней встретить.
– Незачем убеждать меня словами Мэри Уоллстонкрафт[46]. Кстати, откуда ты набралась всей этой чепухи?
– У одной из моих учительниц был личный экземпляр «В защиту прав женщин». Она позволяла мне читать эту книгу, когда меня приглашали на чай.
Ниалл глядел на нее, не веря своим глазам. По всей Ирландии гремит восстание, люди требовали Гомруля, а этот крохотный уголек рассуждает о равенстве полов. Пожалуй, неплохо, что она незаконнорожденная, да и к тому же воспитана не папистами. Ему уже не терпелось услышать, что-то скажет отец Нолан, услыхав подобные идеи. Тревельян решил пригласить в ближайшее время на чай священника и Равенну.
– Мою книгу опубликуют, вот увидите, лорд Тревельян.
Решимость ее впечатляла.
– Но они не примут тебя.
– Мужчины? Возможно. Но ведь они составляют лишь половину всего населения.
– Единственную половину, с мнением которой следует считаться.
– Неужели?
Равенна одарила Ниалла такой улыбкой, которая могла бы соблазнить, наверно, и самого Святого Патрика. Внутри у Ниалла все сжалось, когда, прижав лацканы атласного халата к груди, Равенна направилась к освещенному угольками очагу.
Она не соответствовала его представлению о ней. Всякий раз, когда Ниаллу казалось, что она попалась, он обнаруживал, что девушка вновь ускользнула.