Проходя сквозь железные с золотом ворота, увенчанные неоклассическими английскими грифонами, Равенна пожалела о том, что не может выглядеть более привлекательной. Шпильки так и остались в соломе, и ее волосы, пусть и перевязанные шелковой лентой, свободно лежали на спине, к счастью, укрытые шерстяным плащом. В подоле ее все еще оставались репьи, и шелковое платье, еще вчера опрятное и свежее, превратилось в мятую тряпку.
Снедали Равенну и другие тревоги. Как представиться? Как спросить о своем отце? Она пыталась продумать эти вопросы во время путешествия, но Тревельян настолько отвлекал ее внимание, что у Равенны просто не было времени на размышление. И теперь она сожалела об этом… весьма сожалела. Подходя к французским, инкрустированным позолотой дверям, она вспомнила старинную поговорку: «Все пустяк для дурака…»
– Кто ты?
Дверь распахнулась прежде, чем она получила возможность постучать, и на Равенну сверху вниз уставился дворецкий, являвший полную противоположность Гривсу. Однорукий дворецкий Тревельяна, изъяснявшийся на английском языке с ирландским акцентом, был чересчур человечен. Сей же муж, истинный образец холодной аристократической помпезности, похоже, не был склонен к какому-нибудь проявлению человеческих чувств. Он смотрел на гостью, как на девицу, опоражнивающую ночные горшки, посмевшую возомнить себя леди и постучаться в парадную дверь.
– Я хочу видеть… – Губы ее дрогнули. Так кого же она, в конце концов, хочет видеть? Она не сомневалась в том, что отец ее умер. Так кто же способен рассказать ей о нем?
– Лорда или леди Кинейт, будьте добры, – проговорила Равенна, презирая себя за то, что взгляд дворецкого вызывал в ней желание отступить.
– По какому делу? – Дворецкий обозрел мятый плащ и пыльный подол, явно сомневаясь в ее происхождении.
С горечью Равенна решила, что никак не сможет опровергнуть его подозрения. Ей оставалось только вступить в бой, и она сделала это.
– Проведите меня к леди Кинейт, или вам же будет хуже. – Менее всего она хотела бы показаться беспомощной этим людям.
– Виконтесса леди Кинейт подстригает розы в оранжерее. Ее нельзя отрывать от дела.
Обнаружив в себе больше нахальства, чем она могла предположить, Равенна вошла, минуя дворецкого, в зал, в котором окна чередовались с навеянными Ватто[55] пасторальными гобеленами. Указав пальцем на дверь, она проговорила с нарочитым высокомерием:
– Отведите меня в утреннюю гостиную и принесите чашечку чая. Я подожду там вашу госпожу.
Дворецкий молча замер у двери. Равенна повернулась к нему спиной, чтобы он мог снять с нее плащ.
После долгой паузы, которая явно ушла на обдумывание последствий, грозивших дворецкому, если он выставит незваную гостью, он повернулся к ней, и Равенна с ликованием ощутила прикосновение рук, помогающих ей избавиться от плаща.
– Следуйте за мной, мисс. Я извещу леди Кинейт о вашем появлении.
Он повел ее в арку, под которой располагались стеклянные двери. Растворив створки настежь, дворецкий впустил Равенну в небольшую приемную. Свет вливался в нее через головокружительной высоты двадцатифутовое окно, обрамленное целым морем бархата сливового цвета.
– Ваше имя, мисс? – Дворецкий посмотрел на Равенну, опустившуюся на зеленый с золотом диван.
– Равенна. – Она поглядела на слугу самым ведовским взглядом. Если уж и таким образом она не сумеет избавиться от расспросов о фамилии, которой у нее не было, значит, и все прочие способы окажутся бесполезными.
– Благодарю вас. Чай сейчас подадут. – С сомнением поглядев на нее, дворецкий поклонился и отправился за своей хозяйкой.
Трясущейся рукой Равенна вцепилась в подлокотник дивана. До сих пор она держалась, однако теперь ей предстояло обратиться с расспросами об отце к леди Кинейт. Равенна ничего не знала об этой женщине. Она могла оказаться ее бабушкой, тетей или кузиной. Леди Кинейт могла вышвырнуть ее из дома при первом же упоминании об отце. Словом, дама эта могла представлять из себя огнедышащего дракона.
Равенна рассматривала облака, нарисованные на потолке, весьма напоминавшие ей о принцессах и зачарованных замках. Людоеды не обитают в подобной роскоши. Равенна вдруг приободрилась. Быть может, хозяйка замка примет ее как давно потерявшуюся родственницу, как внучку, которой она никогда не знала. Они подружатся, и у нее, наконец, появятся и другие родственники, кроме Граньи.
– И кто же это смеет отрывать меня от роз?
Взгляд Равенны обратился к дверям, в которых появилась прекрасная брюнетка, лет на пятнадцать старше ее самой; хозяйка замка была в платье из желто-зеленого атласа. Причудливую прическу прикрывал плетеный капор, украшенный дорогими искусственными фиалками и завязанный лентой цвета лаванды. Очаровательные губы вытянулись в ниточку, когда хозяйка с неодобрением поглядела на Равенну.
– Кто ты? – повелительно спросила виконтесса, обратив к гостье газельи глаза.
– Меня зовут Равенна. Я из графства Лир. – Побелев от страха, Равенна встала перед красавицей.
– Какое у тебя дело ко мне? – Виконтесса нетерпеливо хлопнула по ладони садовыми ножницами. Перчатки цвета спелого сыра закрывали до локтей ее руки, предохраняя их от шипов. Равенна не ответила, и бросив ножницы и перчатки на комод в стиле Людовика XVI[56], виконтесса вошла в комнату.
– Ты цыганка? Хебблетуайт, мой дворецкий, так полагает. Он думает, что ты хочешь обокрасть нас. – Леди Кинейт с пренебрежением окинула взглядом ее завязанные на затылке волосы и запачканный подол.
От беспомощности Равенна могла только прошептать под этим осуждающим взглядом:
– Я не цыганка.
Она не могла даже осудить леди Кинейт за столь унижающие ее мысли. Проведенная в сарае ночь сделала ее облик менее чем презентабельным; кроме того, Равенна прекрасно знала, что кажется всем дикаркой, и Веймут-хэмпстедская школа, невзирая на все доблестные старания, так и не сумела превратить ее в более мирную особу. И теперь, глядя на себя глазами этой титулованной красавицы, Равенна желала себе смерти. Она слишком поздно осознала достоинства веймут-хэмпстедского воспитания.
– Итак, что за дело у тебя ко мне? – Равенна уже собиралась ответить, когда леди Кинейт остановила ее поднятой рукой, незамедлительно продолжив: – Ты должна знать, что если попытаешься предложить мне какие-нибудь амулеты или предсказать судьбу, я прикажу арестовать тебя. Мы не терпим у себя цыган. Довольно с нас уже ирландцев, работяг и любителей есть картошку…
Равенна молчала, не отводя глаз от рук леди Кинейт. Даже крохотной царапинки не было на сливочно-белой коже. Каждый ноготь отполирован до идеального блеска. Чистые, мягкие… руки истинной леди.
Тут Равенне вспомнились руки Граньи, всегда – насколько она помнила – казавшиеся ей древними и утомленными работой, морщинистыми и распухшими от старости. Но руки бабушки всегда прикасались к ней с нежностью и любовью. Они не могли оказаться злыми – в отличие от этих, холеных.
– Я разыскиваю отца, – произнесла Равенна, гнев заставил ее вспомнить о гордости. Уж она-то не была любительницей картошки, и если некоторых из ирландцев можно было считать таковыми, то лишь потому, что англичане ограбили их и лишили всего достояния.
– Какое отношение я могу иметь к твоему отцу? – виконтесса казалась всерьез раздраженной.