Паника охватила ее. Она не могла защитить себя, пока Эйдан держал ее подобным образом. Ския попыталась освободиться, однако усилия ее были напрасны. Он был слишком силен. Он мог даже выпустить ее талию, но пока Эйдан удерживал ее руку, она оставалась слабой, как обычная смертная.
Ския глядела на Эйдана, ощутив дурноту под ложечкой. Не имея возможности воспользоваться правой рукой, она лишалась всей своей силы. Судя по улыбке принца, он прекрасно понимал это.
Эйдан смотрел на нее сверху вниз, злая улыбка искривила красивый рот.
– Ну, а теперь ты стала моей пленницей, не правда ли?
Она облизнула пересохшие губы, не имея сил отвести от него глаз.
– Я – твоя пленница, – но только до тех пор, пока ты не выпустишь мою руку.
– Да, но тем временем я могу основательно помучить тебя – так, как ты поступала со мной.
– Но как же я…
– В ту дождливую ночь… Неужели ты думаешь, что я хотел заниматься любовью с ведьмой?
– А мне та ночь не показалась такой ужасной, – прошептала Ския, сдерживая рыдания.
– Она была сказочной.
Лицо его застыло, выражая странное чувство, которого она понять не могла.
– Ты совратила меня, – прошептал он. – Я не хотел близости с тобой, но ты добилась меня. Только об одной тебе мог и думать, оставаясь под этим скользким мостом. Но я оставался крохотным жалким троллем. И никогда не мог бы снова овладеть тобой, пока не пожалеешь меня и не вернешь мне мой облик. – Губы его прикоснулись к ее уху. – Но ты опять сделала меня самим собой, и теперь ты в моих руках, и я хочу тебя.
– Да, но ведь ты сам говорил, что моя красота может оказаться только маской… – Она умолкла, ибо прикосновение его рта лишало ее дыхания.
– Покажись мне старой и уродливой – если сумеешь – и, быть может, я оставлю тебя в покое. В этом твое единственное спасение.
Наклонив голову набок, Ския посмотрела на принца; конечно, она умела менять обличье по собственной воле, но в тот мир – как и Эйдан – она была собой. Глаза ее потемнели. Она тоже хотела его.
Принц кивнул, уткнувшись в ее волосы.
– Так где же она, эта карга с бородавками на носу?
– Ее не существует, – отвечала она, обрекая себя на поражение.
– Прекрасно, прекрасно! – выдохнул он и припал ртом к ее губам.
Свободная рука Скии инстинктивно попыталась остановить его. Ладонь ее легла на крепкую волосатую грудь, которую не могли укрыть рваные тряпки, некогда бывшие одеждой тролля. Она попыталась оттолкнуть Эйдана, но с тем же успехом можно было пытаться сдвинуть с места стену. Он и не пошатнулся. Принц все целовал ее; рука его двигалась вверх и вниз по спине Скии, прикрытой полотняным платьем, и тело ее томило желание.
– То, что ты – ведьма, я понял в ту самую минуту, когда впервые поцеловал тебя, – проговорил он, утопая лицом в ее золотых волосах.
– И как же целуются ведьмы? – спросила она.
Принц ответил смехом, и грудь его дрогнула под ее ладонью.
– Наверно, ты привыкла держать мужчин в плену и лишать их рассудка.
– О нет, – глаза ее в изумлении округлились. – Других мужчин не было. Только ты. Я люблю только тебя одного.
Признание огорошило принца, и Ския попыталась представить, каким образом сумеет он использовать эти слова против нее. Оставалось только надеяться, что этого не случится.
– Какие же сильные чары исходят от тебя, – пробормотал он и, взяв Скию за подбородок, поднял к себе ее лицо для поцелуя. Оторвавшись, он поглядел на их сомкнувшиеся руки и сказал: – А теперь пойдем в твою постель.
– Но что будет завтра? – спросила она испуганно.
– Завтра меня здесь не будет, и на этот раз я постараюсь сделать так, чтобы ты не последовала за мной. Настала твоя очередь хотеть того, чего не можешь иметь.
– Только не выпускай мою руку. Обещай мне, что ты ни на миг не отпустишь ее, – негромко молила она.
Обжигающий поцелуй заставил ее забыть обо всем. И обещание так и осталось не произнесенным.
* * *Равенна поглядела на Тревельяна, словно вдруг вспомнив о его присутствии в комнате. Он глядел на нее из кресла, пронзительный взгляд блестящих глаз прекрасно скрывал любые чувства.
Она зарделась, ненавидя себя за ту стеснительность, которую выдали щеки.
– Пока я написала только до этого места.
Тревельян молчал. Проницательные бледно-голубые глаза его отсвечивали золотом, отражая огонь очага.
– По-моему, что-то не складывается. В конце концов, кто сумеет поверить в это? Чтобы женщина взяла принца в плен…
– И все-таки ты должна закончить ее.
Убежденная интонация Ниалла удивила Равенну.
– Зачем? Чтобы сгноить в столе вместе с лентами для волос?
– Нет, чтобы увидеть ее опубликованной. Твоя книга найдет восхищенных читателей. Завтра ты должна записать все это.
– Теперь я уже и писать должна по вашему повелению?
– Не по моему повелению, а потому, что тебе нравится это занятие… – Ниалл глянул на Равенну из-под полуприкрытых век. – Потому что ты можешь сделать такое, что не умеет никто.
– Если меня опубликуют, я уеду в Дублин, – сказала она.
– Нет, к этому времени ты станешь моей женой. То-то пэры удивятся, узнав, что леди Тревельян – писательница. Я уже просто не могу дождаться.
– Ты так уверен во всем.
Ниалл поглядел на нее, явно не пропустив едкой нотки. Глаза его уже были полны знакомого гнева.
– Я не уверен в тебе. Ты настолько сложный человек, что все остальное вокруг кажется совершенно простым.
Она промолчала.
Поднявшись из кресла, он подошел к ней.
– Доброй ночи, – Ниалл ласково прикоснулся к щеке Равенны. – Позови меня, если тебе будет одиноко.
Она отвернулась. Как смел он думать, что ей не одиноко в этой башне, вдали от тех, кому была небезразлична.
А потом проводила его взглядом. Да, она не безразлична ему. Но если бы только у него хватило любви отпустить ее!
Потому что тогда она могла вернуться.
Глава 25
Равенна была готова к балу. Приводя в исполнение угрозу Тревельяна, Кэти выбрала за нее ткани, и узнице сшили пять платьев. И теперь, невзирая на сопротивление, Равенна стояла перед высоким дубовым зеркалом и изучала собственное отражение.
Кэти убрала ее волосы крупными кольцами и заколола их на затылке, но не сдаваясь душистой, с ароматом фиалок помаде, непокорные завитки выбивались из прически, придавая ее облику нечто от Ренессанса. Платье было сшито из царственного пурпурного атласа с черным узором по подолу юбки. Впрочем, самым изысканным элементом в туалете Равенны был роскошный букет черно-пурпурных фиалок, искусно приколотых к ее декольте.
Равенна едва узнавала себя. Исчезла прежняя уличная девчонка. Исчезла и юная девушка, возвратившаяся из Веймут-Хэмпстеда. Появилась знатная леди. Преображение потрясло Равенну, оно льстило ей. Новое платье заставляло ее ощущать себя красавицей, и это ей было приятно.
И все же она не намеревалась идти на бал, как бы ни восхищало ее бальное платье.
– Сегодня вы проведете вечер вместе со своей бабушкой… разве вы этого не хотите? – спросила Кэти, разглаживая юбку Равенны и застегивая последний крючок на ее спине.
– Еще как хочется. Я скажу ей, что Тревельян держит меня в заключении, – Равенна украдкой взглянула на незнакомку в зеркале.
– Тише. Не нужно так говорить. Это только расстроит бабушку. Она-то считает, что раз Сам взял вас под свое крыло, так это просто здорово.
Равенна не хотела даже глядеть на Кэти, не хотела, чтобы служанка заметила ярость в ее глазах.
– Все относятся к лорду Тревельяну так, словно он бог, а на меня смотрят как на взбунтовавшуюся рабыню, забывшую про свое место.
– Но это не так! Мы его любим, Самого то есть. Но мы волнуемся и за вас, мисс. Без вас мы совсем пропадем. Все графство превратится в тлен и руины.
Равенна резко повернулась лицом к ней. В глазах ее промелькнуло удивление.
– Значит, и ты тоже знаешь о гейсе? Неужели все вокруг слыхали о нем, а я столько лет провела в неведении?
– Просто моя сестра когда-то убирала у преподобного Драммонда. Слухи-то ходят, мисс. В наших краях особо-то не о чем поговорить… иначе ведь кто стал бы звать некрологи ирландскими анекдотами, правда?