Элиот прислонился к изножью кровати, сунул руки в карманы и сердито произнес:
— До моего прихода вам бы хватило времени, чтобы признаться.
Альберт покачал головой:
— Нет. Когда я пришел в кабинет, там был Лейн, он убирал поднос с напитками. Он может подтвердить. Наедине с мистером Парадайном я не провел и полминуты. Вряд ли кто-нибудь заподозрит, что я успел признаться бог весть в чем за тридцать секунд.
— Да, пришлось бы изрядно поспешить.
— Вот и прекрасно. Значит, если я пробуду здесь до начала первого, меня ни в чем не обвинят.
Элиот приподнял брови. Часы на каминной полке показывали четверть одиннадцатого. Он никогда не испытывал симпатии к Альберту. Два часа в обществе этого педанта казались безрадостной перспективой. Больше всего на свете Элиот хотел бы сейчас остаться один. Он произнес самым сухим тоном:
— Разговор окончен. Я иду спать.
Но Альберт был упрям. Парадайны вообще отличались упрямством, а миссис Пирсон, урожденная Милисент Парадайн, получила семейное прозвище Милли-Ослица.
— На кону моя репутация.
Элиот улыбнулся с наигранным добродушием:
— Я могу запереть вас и забрать ключ.
Сходство Альберта с покойной миссис Пирсон еще усилилось. Он подошел к креслу и сел.
— А вдруг у меня есть другой? Я не желаю рисковать. И потом, вы подумали о собственном положении? Кузина Грейс, сами знаете, вас недолюбливает. У нас есть общие интересы. Если мы побудем тут вместе, она не сможет ни в чем обвинить ни одного из нас. Понимаете? А я засвидетельствую, что вы оставались наедине с мистером Парадайном недостаточно долго для того, чтобы в чем-либо признаться. Таким образом, мы оба благополучно вывернемся.
Трудно было бы подвести более краткий итог. Альберт просто констатировал факт. Элиот усмотрел в этой ситуации несомненную иронию, поэтому покорился неизбежному.
Альберт оккупировал единственное кресло, а Элиот уселся на постель и приготовился ждать. По крайней мере от него не требовалось активного участия в разговоре. Никто в целой Англии не умел произносить монологи лучше Альберта. Он подробно проанализировал японскую внешнюю политику за последние двадцать лет, после чего самым естественным образом перешел к краткому обзору жизни и деятельности маршала Чан Кайши. Слова порхали вокруг Элиота, не проникая в сознание и не мешая думать. Они даже приносили некоторое успокоение. Голос Альберта то становился громче, то затихал. Не было ни малейшей необходимости слушать его. Элиот и не слушал.
Временами он всплывал на поверхность — Альберт разглагольствовал о коммунизме, о пропорциональном представительстве, о разведении угрей. Но по большей части Элиот был погружен в собственные раздумья, пока безостановочно разглагольствовал мистер Пирсон.
Глава 9
Закрыв за собой дверь гостиной, Филида подобрала длинный белый подол и понеслась как вихрь вверх по лестнице, по коридору, в комнату в дальнем его конце. Не успев включить свет, она повернула ключ в замке, чтобы никто не зашел к ней поговорить — никто на свете.
Она включила свет и с облегчением осмотрелась. После буйства пунцовых оттенков гостиной ее комната казалась просто очаровательной: кремовые стены, светло-голубые занавески с изящным узором в виде ракушек, серебристо-серая мебель, отполированная в ходе долгого использования, серебристая кровать с бледно-синими простынями и подушками и сине-серым стеганым покрывалом, серый ковер без рисунка. Все здесь дышало свежестью и простотой, все было выбрано Грейс Парадайн.
Филида стояла в центре комнаты и ждала неизбежного — стука в дверь и голоса, зовущего ее по имени. Вскоре он прозвучал:
— Фил, дорогая… впусти меня.
Ручка поворачивалась туда-сюда. Филида быстро сказала:
— А, это вы, тетя Грейс? Я уже ложусь.