Выбрать главу

Лидия бросила на собеседника быстрый взгляд.

— Нет, поэтому я сама вам отвечу. Она слишком бледная и худая. Она несчастна, ей скучно, она связана по рукам и ногам. Что вы намерены предпринять? Поразмышляйте над ответом, пока я буду говорить с Дики. И не вздумайте всадить нож мне в спину, иначе испортите парчу. В любом случае в этом месяце я не могу позволить себе похороны: я только что заплатила подоходный налог и внесла арендную плату.

Последние слова она договорила через плечо. Едва они успели сорваться с губ девушки, Дики сказал:

— Слушай, давай по-честному. В конце концов, я тебя сюда привез. Поболтай со мной, пока тетя Грейс занята Фрэнком.

Элиот повернулся к мрачной, надувшейся Бренде. Она была настолько обидчива, что в другой ситуации он бы не стал с ней заговаривать, но при данных обстоятельствах следовало изображать общительность, заинтересованность, хорошее настроение. Все, что угодно, лишь бы не казаться отвергнутым мужем, который надоедает окружающим своим присутствием. Он приложил немало усилий — Бренда достаточно расслабилась и сообщила, что подумывает вступить в отряд женской полиции.

— Потрясающая идея!

Она с недоверчивостью уставилась на него.

— Что вы имеете в виду, Элиот?

— А что я должен иметь в виду? Я правда думаю, что это отличная идея.

Бренда фыркнула:

— Не обещаю, что я так и сделаю. Не могу сказать, что очень этого хочу. Но если вы признаёте необходимость женской полиции, то согласитесь, что им нужны сотрудники. Таким образом, мой долг — представить свою кандидатуру.

— Надеюсь, вам понравится.

Тусклые глаза сердито устремились на него из-под светлых ресниц. Элиот задумался: «И почему она их не красит?» Он вспомнил, что в семье разразился скандал, притом нешуточный, когда Лидия предложила Бренде сделать именно это. Ему рассказала Филида. Эхо ее голоса, то, как она выглядела… Элиот напрягся и услышал, как Бренда отрицает, что намерена получать удоволь-ствие на службе.

Тем временем Дики говорил Лидии:

— Ты сама знаешь, что у меня учащается пульс всякий раз, когда я смотрю на тебя.

— Песня «Мое сердце», исполняет Ричард Парадайн. — Лидия ласково взглянула на него. — Жаль, что ты не можешь излить свои чувства в стихах. Тогда ты перестал бы кипеть, а я бы не отказалась от сборника стихов, посвященных мне. В белом кожаном переплете, с золотым тиснением и надписью «Посвящается Лидии». Или просто «Посвящается Л.». Что скажешь?

— Критики изойдут ядом над этим «Посвящается Л.». Как тебе вариант «Посвящается Лидии, которую я обожаю»?

— «Потому что с ней никогда не скучаю», — закончила Лидия. — Что бы ты предпочел, Дики, — быть до отвращения безобразным, но очень остроумным или же глупым, но невероятно красивым? Я так никогда и не могла выбрать.

— Тебе и не надо. Ты получила лучшее из обоих комплектов.

Лидия послала Дики воздушный поцелуй.

— Спасибо, милый. Тем приятнее, что это неправда. Если бы не волосы, цвет лица и крашеные ресницы, я была бы всего-навсего младшей сестрой Ирен, маленькой дурнушкой. «Она не виновата, бедняжка, поэтому будем с ней полюбезнее». Мой моральный облик, несомненно, улучшился бы, поскольку я была вынуждена развивать в себе таланты домохозяйки — удел всех некрасивых женщин.

У Дики слегка закружилась голова — как всегда, когда Лидия так на него смотрела. Он ответил:

— Слушай, ты хочешь, чтобы я сделал тебе предложение прямо за порцией индейки? Потому что дело идет именно к тому.

— Даже не знаю… — задумчиво произнесла Лидия. — Это будет что-то новенькое, до сих пор еще никто до такого не додумался. Правда, как-то один парень сказал, что обожает меня, когда мы ели жутко острый суп. Он подавился, не завершив признания, и чуть не лишился чувств. Было довольно неприятно, и суп успел остыть, пока я колотила беднягу по спине. Так что, наверное, нет. Не хочу портить удовольствие от индейки.

Филида сидела между Альбертом Пирсоном и Марком Парадайном. Разговор с Альбертом был скорее поучительным, нежели забавным. Он охотно сообщал собеседнику расстояние от Земли до Сатурна и от Коломбо до Сингапура, называл точное количество витаминов в новом маргарине, рассказывал о происхождении угля или об изобретении стали… иными словами, являл собой сущий кладезь знаний, выдаваемых таким образом, чтобы убить у слушателя всякий интерес к разговору. Долгая практика научила Филиду улыбаться, пропуская слова Альберта мимо ушей.

Когда Альберт закончил вещать о бетоне, она повернулась к Марку и подумала, какой у него несчастный вид. Ирен, рядом с которой он сидел, болтала с Джеймсом Парадайном, а Марк оказался не у дел. Он был спокоен, но так мрачен, что Филида встревожилась.