— Всюду за тобой. —
— Всегда с тобой. —
— От него никуда не скроешься. —
— Понимаешь, нет ему дела, как ты одета и как ты выглядишь. — И не обрадует. — А многое идет к тебе, помнишь? — Ты заметила, как уж в течение нескольких недель ты опустилась. — Не блестят твои ногти. — Будешь еще и еще опускаться. — Все станет некогда и неважно. — Возьмет оно и потянет. — Да. — Да. — С утренними думами расстанься. —
— Они не придут. —
— Они не возвратятся. —
— Не жди их. —
— Выпей наскоро чаю, да спеши в магазин, да всю дорогу думай, крепко думай одну думу: кабы не пропустить чего, кабы не забыть, кабы не сделать того, чего у людей не делается. — У этих людей свои заповеди. — Нарушишь, — свернешь себе шею. — Но ты не должна этого делать. — Ты должна слушаться. — У тебя ребенок и дом. — Не хочешь? — С утренними думами расстанься. —
— Они не придут. —
— Они не возвратятся. —
— Не жди их. —
— Не удивляйся, если помощники явятся. — Поверишь? — Не верь им. — Ты красива. — Впрочем, твоя красота... — Это не вывезет. — Когда спасаются от огня, на это не смотрят. — А давят и давят. — Разве жизнь не пожар, правда, огня давно нет, потопом залит огонь, но эта гарь, этот чад. — Чад ползет. — Его не зальешь. — Он и таиться не будет, возьмет тупо, открыто. — Ах, вчера вовремя не успела послать в банк. — Позавчера письмо. — Намедни вексель. — А там часы побежали, не заметила, просрочила вексель. — Ничего. — Охватит деловая жизнь, зачадишь, и пойдет, как по маслу. — Явятся приятели. — У вас много приятелей. — Ты не верь им. — Заберешь в голову Бог знать что, выудишь из простой вежливости дружбу, а после изноешь, истерзаешься понапрасну. — А к чему! — Жалоба-жалоба. — Не будет ночи. — Не будет дня. — Сумерки. — Зуб на зуб не попадает. — Губы искусаны. — Веки опухли. — Руки, как плети. — В голове мертвая точка. — Куда пойдешь? — Ничего она не стоит, твоя красота. — Это только так кажется. — Прежде да, она передергивала, сгибала им колени, а теперь... — Приятели, которых водой не разольешь... — Теперь у тебя у самой что-то дрогнуло. — Конечно, по мелочам, набалмаш, как сказал бы мастер, и ты что-нибудь да стоишь. — Да. — Да. —
Христина Федоровна заткнула уши. Не хотела дальше слушать. Хотела прогнать эти мысли.
Шли часы, вся стена шла, бормотала:
— Что? — предупреждали тебя, говорили тебе. — Будь мужественной, будь правдивой, взгляни прямо. — Прочь эти руки! — Не жмурься. — Хуже будет. — Больнее. — Твои знакомые начинают от тебя сторониться, едва приподнимают шляпу, едва кивают, переходят на другую сторону, не замечают тебя, чувствуют неловкость, когда заходит о тебе речь. — Они тебя больше не знают. — Чего уж грех таить, никто и носа не кажет. — Почему это никто носа не кажет? — Некогда. — Некогда? — А прежде было время? — Почему это все такие жестокие, и нет ни у кого сердца, а есть только слово. — Неверное слово. — А кому охота? Жалоба, жалоба! — Хочешь бичевать себя? — Да? — Но будь мужественной, это ты говорила: хочу жить и не отдам себя! — Ты это говорила? — И уж держись так до последу. — О доме забудь, не надо вспоминать, это расслабляет, смотри, как осунулась, синяки под глазами, морщинки. — От этого не уйдешь. — Она возьмет свое, ты ее знаешь! — А старик, он и вправду болен. — Не хочет дать денег? — Не хочет выручить? — Да, ей-Богу же, у него нет денег. — Нет. — Старик сумел прожить жизнь, а ты не сумеешь. — Ты знаешь, кто ты? — Сказать?
Христина Федоровна вздрогнула. Качнула головой.
На улице у двери стоял кто-то, заглядывал, переминался, будто войти все хотел. Но видно раздумал, отошел прочь.
Подымалась белая метелица, крутило.
— Чего это он в окно подглядывает? зрелища ищет? — Ишь, как ты убиваешься, а это занятно. — Тянет к горю, притягивает, и одна мысль тогда: слава Богу, не меня! — И любопытно, в театр не ходи. — В горе человек большой чудак. — Волосы рвет, зубами скрипит, делает такие вот гримасы, как ты сейчас... — На похоронах тоже, — потеха одна! Чего это сосед повадился? И закрыл кредит. — Разве нет? Думаешь, на наличные лучше? Хорошо, валяй на наличные, только откуда ты денег возьмешь? Или их куры не клюют? Неужели земля клином сошлась? неужели так-таки и нет ни одного человека? неужели все такие? —
Кто? — Нелидов? — А у него не простая ли вежливость? на первых порах это бывает, потом откровенно, что-нибудь такое и спроворит.— Не выходит? — А ты потрудись. — Необходимо, чтобы все было в порядке и за номером. — А сама-то ты под каким номером? — Не знаешь? — А есть такие хитрецы, узнают. — Ты Костю спроси. — Костя все знает. — Он лягушачьей веры. — Он лягушачьей тапкой кого угодно притянуть к себе может. — Номеруй, это отвлечет, сократит. — Удивительная вещь время, как пустилось тогда, помнишь, в тот вечер, так и пошло и пошло. — Завтра платеж. — Главное, чтобы не просрочить, ты не забудь. — Сережа забывал. — Сережа тебе ножку подставил. — Спасай его, спасай! — Доброе дело сделаешь. — А у тебя морщинки, кофточка повисла, спасай, спасай! — Да не забудь ему денег послать. — А то, чего доброго, еще что случится. — Возьмет вот такой револьверчик, разинет рот, наставит: бац и готово. — Кто его защитит? кто приласкает? кто обоймет? кто утешит? — Бедный он, бедный. — Что же делать, не везло. — С другого, как с гуся вода, а ему нет. — Поигрывал и так... — Эта привычка все на свой счет записывать. — Широкая натура. — Там наедят, напьют, а Сережа заплатит. — Полон дом, с утра звонки. — Вот она дружба! — Его и просить не требовалось, сам все понимал. — А то часто другой и не прочь бы помочь, да не понимает, ждет, пока не попросишь. — А ты теперь знаешь, что такое просить. — Тоже бывают такие друзья... — Завтра платеж, понимаешь? — Попроси у Зачесова. — Просила? — Обманывали Сережу, обманывали. — Знаешь, ему даже на почте старые марки за новые продавали. — Но тебя он не обманывал... — Совсем растерялся: руки, говорит, наложу на себя, погубил я вас. — И о Кате позаботься, сутки в три как свернуло ее! — И о старике не забудь, ему в чашках коровьи ноги представляются. — А у Кости залезняк в нутре ходит. — Спасай! спасай! — О себе забудь, все равно.