Итта Элиман
Часы
— Откуда ж ты свалился, сынок?
Я не знал. Сидя в лодке и глазея по сторонам, я тщетно пытался вспомнить «откуда». Увы, события, предшествующие моему появлению здесь, терялись в памяти основательно. Одетый в чужой растянутый свитер, трико и грязные сапоги, по всей вероятности тоже мне не принадлежащие, я не без радости узнал на запястье собственные часы. «Хоть так…» — растерянно мелькнуло в голове.
В лодке пахло краской и заживо иссохшей рыбой. Палило солнце, лодочник щурился, глядя под ладонь сквозь меня на белый горизонт. Весла покоились по бортам, а лодку несло по течению широкой реки к сверкающему рыбьей чешуей морю.
По берегам лежали сумрачные леса, черно-красные и безликие. От них разило покорностью и равнодушием. Даже прозрачные стрекозы жались к камышу, опасаясь растерять в лесной черноте крылья.
Все могло бы обернуться сном, красивым и тревожным, но во сне не печет солнце и не режет от сверкающей воды глаза. Хотелось спросить, куда мы плывем, но лицо старика уверяло, что вопрос не найдет ответа. Мы плыли долго, а море все не приближалось. Птицы сторонились нас. Лодочник поглядывал на меня редко, хмурым и скучным взглядом. Старик был маловнушительный, крохотный и сухой, как кузнечик, но отчего-то слово «влип» накрепко засело в голове. Мысли посещали разные и, положа руку на сердце, выглядели одна глупее другой. Удрать вплавь представлялось вполне осуществимым и совершенно безумным. Куда? Лес не внушал доверия…
— Хорошие часы. — Вдруг произнес мой попутчик. Его голос звучал глухо и отдельно от голосов реки, камыша и чаек. — Чтобы заполучить их, многие поплатились бы совестью, не так ли?
Я взглянул на свои часы. Они жили у меня так давно, что я и не помнил их, как не помнит человек лица своего, формы ногтей и расположения родинок. Часы были военные, круглые и точные, с золотой секундной стрелкой и расслоившимся от времени кожаным ремешком.
— Я нашел их, — мой голос показался чужим. — Еще в детстве. Лазили с друзьями по старому немецкому форту. Мы тогда много чего находили. Оружия всякого кучами брошено было. Вот и часы…
— Значит, на старом форте? — перебил лодочник. — Гм… Любопытно. Кто бы их мог обронить? — он бросил мне хмурый взгляд, — Ну, что ж, судьба…
— Чьи ж это за часы? — спросил я.
— Чьи, чьи… — передразнил старик. — Раньше много чьи. То один заявится, то другой. А потом и вовсе ничьи, лет пятьсот уже их не видывал…
— Особенные, значит! — догадался я. — Старинные.
Лодочник только ухмыльнулся и покачал головой.
Море немного придвинулось навстречу, и чайки, наконец, осмелились пролетать близко. Когда ветер принес шум прибоя и запах соленой воды, лодочник взялся за весла и стал править к берегу. Он втиснул свою посудину в узкую заросшую протоку, и мы долго ползли почти в траве. Море то появлялось, то исчезало в зарослях камыша, вокруг вились островки с одинокими ивами, они нагоняли зеленую мошкару. Солнце преследовало и морило. Протоки, точно вены реки, то разветвлялись, то сходились, то сужались, то разливались. Я догадался, что старик путает след. Неведомо сколько здесь пряталось островков, но мне наверняка достался самый большой и «уютный». С мягким шелестом лодка въехала носом в камыш и старик, ковырнув траву напоследок, осушил весла.
— Прибыли. Вылезай, старатель. — Несколько дружелюбнее произнес он и добавил: — Покурим?
Я машинально обхлопал карманы трико. Там лежала новенькая пачка «Монте-Карло» и зажигалка. Дым потянулся по воде, точно кто-то сверху брезгливо сдувал его прочь.
— Срок тебе до новой луны, — скрутив недокуренную папиросу, молвил старик. — Продержишься, считай — в рубашке родился. А нет — ну и нет, дальше поплывем.
— В смысле? Что мне делать?
— Так бы все и знали… Возьми вот, пригодится. — Старик протянул мне почерневший от времени кинжал. Я взялся за лезвие и сразу поранился, потому что руки тряслись. Лодочник крякнул презрительно. — Ишь! Не тряси гузкой-то. Кому и этого не даю. Парень ты умный. Вот головой и думай, а если надо — еще чего включай. Ну, бывай! Повезет — не свидимся. — С этими словами мой поводырь поднял весло и толкнул лодку от берега.
— И все? — не поверил я.
— Все. А ты как хотел? — лодка скользила легко, точно ничегошеньки не весила. Старик поднял руку на прощание и канул в зарослях речной ивы.
Это был не остров, а крохотный клочок земли, каких сотнями нарезали протоки этой странной местности. Но деревья здесь все же росли. Ивы окружали плешивую поляну в самом центре островка и купали в протоках зеленые волосы. Растянувшись в тени, я закурил, и мысли, толкаясь, как несмышленые цыплята, полезли со всех сторон.