Часы.
Часы тикали так громко, что Петухов не мог спать вторые сутки. Решил что-нибудь предпринять, и на обдумывание ушла неделя. Злополучные часы пришлось трижды заводить, чтобы механизм не остановился. Так ничего и не придумав, Петухов положил часы в шкаф, умылся, все эти дни он даже не заходил в ванную, и прилёг отдохнуть. Часы громко тикали. Петухов встал, закрыл дверцу шкафа на ключ, сам ключ выбросил в форточку, лёг, замотав голову полотенцем. Часы тикали негромко, но противно. Заколотил шкаф длинными гвоздями, свалил его на бок, а сам забрался под кровать и прижал к ушам резиновые тапочки, с которыми по субботам ходил в баню. Часы стали слышны сильнее, чем раньше, и, теряющий терпенье Петухов, бросил в форточку и тапочки и кровать, которая сначала застряла, но потом выпала вместе с окном и частью стены. Петухов, когда психовал, бывал очень силен. На улице пошёл дождь, в комнате, с дырой вместо окна, похолодало. Петухов надел пальто, спортивную шапочку, сел в углу и увидел сон про часы с цифрами, вместо стрелок. Они не тикали, а лишь радостно светились, чуть вздрагивая на каждой секунде. Петухов засмеялся и проснулся, разбуженный собственным смехом. Рядом стояло что-то похожее на будильник, размером с футбольный мяч с четырьмя стрелками вместо двух (по две с каждой стороны). Петухов схватил материализовавший кошмар, хотел разбить, но в этот момент оно зазвонило. Вместо того чтобы опасно бросить, неопасно выронил, и упавшее укатилось, продолжая какое-то время звенеть почти издалека. Петухов, слушал отчётливый метроном невидимого механизма, плакал бессильными слезами, искал и не мог найти. По утрам часы делали побудку, Петухов переставал рыскать по комнате и замирал, стараясь понять направление. С улицы иногда залетали птицы. Некоторые из них делали гнёзда в открытых шуфлядах письменного стола и в плафонах люстры, которая давно не включалась. Наступила зима. Петухов купил лыжи, и стал ездить по комнате туда-сюда, чтобы не замело снегом. Часы теперь тикали так громко, что дрожали стены и приходили недовольные соседи. Каждый час били куранты, от которых у Петухова из глаз сыпались искры, а в голове наступали сумерки. Испуганные вороны летали над домом тревожными кругами. Более всего Петухова обижало то, что он никогда толком не знал который час. Он рассчитывал время по наручным часам, которые всегда показывали ерунду, и по сигналам точного времени, которые иногда просачивались через стену из соседской радиоточки. Эта нервотрёпка опустошила Петухова совершенно, и он стал летать по комнате, прямо в лыжах, бесчувственно стукаясь о стены и накрытую чехлами мебель. Он был невесом, в голове происходил приятный перезвон и завораживающее дрожание мыслей, понять которые было непросто. Как-то весной Петухов вспомнил свой чудесный сон о часах без стрелок, порывисто подлетел к розетке, сделал из руки подобие вилки и включился. Что-то щёлкнуло, из шапочки пошёл лёгкий дымок, в глазах вспыхнуло точное московское время. «А если это сон?», - с тревогой подумал Петухов, и чтобы рассеять сомнения, попробовал ущипнул себя самым безжалостным способом. Он лишь почувствовал небольшое неудобство и негромко зазвенел приятным электрическим звуком.