— Здравствуйте! — сказали вместе Таня и Игорь.
— Здравствуйте! Ну, какие сложные проблемы не дают спокойно жить восьмиклассникам? И чем я могу быть вам полезен?
— Слушай, папа! — торжественно начала Света Таня и Игорь напряженно смотрели ей в рот. — Я тебе рассказывала про Валю…
… Валя училась в том же восьмом «А» классе. Как и Свете, ей было четырнадцать лет. Валин отец уехал на три месяца в командировку в Мурманск, на какое-то месторождение. Все было бы ничего, но через месяц и мама отправилась туда же — «повидать папу», оставив единственную дочь на попечение бабушки и взяв с Вали слово, что она, как сознательная девочка, будет вести себя образцово и помогать бабушке в работе по дому. Но выдержки у Вали хватило ненадолго. Первым делом она разыскала мамины капроновые чулки с узорной пяткой и в таком виде пошла щеголять к подруге. Затем каждый день стала убегать на танцы или в кино и возвращаться домой в час ночи. В табеле появились тройки, а затем и двойки. Бабушку пригласили на родительский комитет и в ее присутствии отчитали внучку. Валя держалась вызывающе, презрительно щурила глаза, смотря на классную руководительницу, которая вела заседание комитета, и на все упреки либо отмалчивалась, либо нехотя отвечала «да» и «нет». Чтобы добиться хоть какого-нибудь результата, с девочки взяли обещание исправиться, хотя уже знали, что Вале ничего не стоит и дать и нарушить слово.
Дома бабушка сказала Вале:
— Неужели тебе не стыдно?
— Подумаешь, дело-то какое! — беспечно ответила Валя и заперлась в ванной, где стала читать роман Драйзера, вместо того чтобы решать задачи по физике на равномерное прямолинейное движение.
Позавчера поздно вечером Валя опять собралась в кино — третий раз на «Хлеб, любовь и фантазию». Бабушка встала у двери и трагически произнесла:
— Ты переступишь порог только через мой труп!
Валя, недолго думая, оттолкнула старушку и с подчеркнуто самостоятельным видом вышла из квартиры.
Сеанс окончился около часу ночи. Бабушка дожидалась внучку, сидела и плакала. Она открыла Бале дверь молча, но всем своим видом показывала, что кровно обижена. Это, однако, не произвело на внучку ни малейшего впечатления.
Эпопею с Валей Света вчера рассказала отцу.
Светин папа, разговаривая с детьми, всегда шутил и острил, считая, что это лучший способ расположить их к себе. И сейчас он спросил:
— Что нового? Бабушка овладела техникой бокса и нокаутировала внучку?
— Нет, папа, я серьезно, — нахмурившись, сказала Света, и сразу же нахмурились и Таня с Игорем.
И только тогда, когда с липа папы сошла улыбка, Света продолжала:
— Сегодня к нам приходили из комитета комсомола и спросили, можем ли мы написать в школьную газету о Вале: «Как вырастают тунеядцы». Мы, конечно, сказали, что напишем, потому что все на нее злы. Сколько раз ей по-доброму советовали, а она хоть бы что. Весь класс подводит. Думаешь, интересно, если о восьмом «А» будут говорить на комсомольском собрании школы? Ты у себя на заводе член редколлегии стенгазеты. Помоги нам написать. Это дело ответственное.
Светина мама, тревожно прислушивавшаяся к рассказу дочери, отложила книгу и спросила:
— Вот так все и напишете: и про капрон, и про танцы, и про кино, и про то, что бабушку толкнула.
— И что в булочную за хлебом не хочет ходить. И что грубит, — добавила Таня, всегда помогавшая матери, у которой было больное сердце.
— Есть еще предложение написать родителям в Мурманск, но пока решили подождать, — сказал Игорь. — Посмотрим, повлияет ли заметка.
— Какой ужас! — произнесла Светина мама. Она переводила взгляд с дочери на Таню и Игоря, а с них на мужа, который доставал из письменного стола голубую рижскую бумагу.
— Ничего, заметка в стенгазете ее приструнит, — сказал папа. — У меня был зам — отчаянный ругатель и сквернослов. Я его не раз предостерегал, а он ноль внимания. А как на него шарж в газете поместили, так он стал говорить с большими паузами, и мы сразу сообразили, что это критика на него подействовала и он теперь ругается про себя.
— Но написать, чтобы все знали?! — патетически заговорила Светина мама. — Какая это травма для девочки!
— «Что такое травма? — спросила Света.
— Коля, как это лучше объяснить ребенку? — обратилась к мужу Светина мама.
— Ну, повреждение при помощи внешнего воздействия.
— Воздействие — это верно, — одобрительно качнула головой Света. — На Вальку и надо воздействовать. А поврежденная она сейчас. Напишем — исправится. Против всего класса она не пойдет. Это ясно. А все комсомольцы твердо решили больше не мириться с ее фокусами.
— Пет, дети, — продолжала, все более волнуясь, Светина мама, — вы хорошенько подумайте, прежде чем писать. Я уверена, что лучше отказаться от этого намерения. Вам приятно было бы, если бы про вас так написали?
— Мы так не делаем! — в один голос, будто сговорившись, воскликнули Таня и Игорь.
И оттого, что это вышло складно, все трое рассмеялись.
— У вас свои грехи есть.
— Пожалуйста, пусть пишут, если справедливо, мы не боимся, — убежденно заявила Таня.
Светина мама покачала головой:
— Лучше сказать учительнице. Пусть она…
— Она тысячу раз отчитывала Вальку. И теперь тоже считает, что надо протащить ее в стенгазете, — перебила Света.
— А ты папе рассказывал об этом деле? — спросила Игоря Светина мама.
Игорь смущенно улыбнулся:
— Он говорит: «Зачем выносить сор из избы?»
— А моя мама за то, чтобы написать, и она рада бы помочь, да только у нее слог неважный. Это она мне сама сказала, — выпалила Таня.
Светин папа закивал головой, а Светина мама вскочила со стула и, не обращая внимания на Танины слова, заявила:
— Вот видишь, Коля, не только я гак думаю, но и папа Игоря. Ты абсолютно неправильно делаешь, поощряя разные кляузы среди детей.
— Это не кляузы. Это самокритика. И вмешательство коллектива, — ответил папа, смущенно разглаживая голубую бумагу, на которой уже появился чертеж каких-то шестеренок.
— Ах, оставь, пожалуйста! — вскинулась на него мама. — Ты сейчас в семье, а не на собрании и не на своей редкол-ле-гии.
Последнее слово она выговорила по складам, презрительно, чуть в нос, точь-в-точь, как в некоторых театрах произносят иностранные слова.
— Да я что? Я ничего, — сразу сник Светин папа. — Я только высказал свое мнение. Полагаю, что это никому не возбраняется.
— Вот потому, что не возбраняется, у нас так много «мнений» о воспитании, — назидательно и все более повышая тон, говорила Светина мама. — А все дело в том. чтобы старшие показывали пример и разумно руководили. Наш долг — оградить детей, пока можно, от всяческих дрязг, от житейской грязи, будь уверен, что они испытают неприятности. Этого вокруг сколько угодно. Возьми хотя бы Иевлевых. Едва придут с работы, как начинают ссориться. Мне через стенку все слышно. Но я же об этом не кричу на всех перекрестках. Потому что если я про них скажу, то и они будут перемывать мои косточки.
— Позволь, они играют в заводском драмкружке и дома репетируют, — попробовал было уточнить факт Светин папа.
— Ах, оставь, пожалуйста! — вспыхнула мама. — У тебя на все найдутся оправдания. Нет, нет, я решительно против того, чтобы выносить сор из избы! Не тронь никого, и тебя никто не тронет. Если тебе нравится, — проявляй активность на заводе, но не сбивай с толку ребенка.
И Светина мама снова уселась за книгу и стала обмахивать разгоряченное лицо шелковым платочком цвета павлиньего хвоста.
Игорь и девочки приуныли. У них опустились не только плечи, но и уголки губ. Огонь в глазах погас.