Длилось это переживание не дольше минуты, а потом Велвор напомнил самому себе, что эта ужасная казнь уже давно и безвозвратно канула в реку времени и возврата к подобному зверству уже не будет никогда. Это раньше, во времена своего расцвета верхнего города, городские стражники могли позволить себе такое обращение с ворами, но сейчас были уже совсем иные времена. Сейчас воры сами могли колесовать любого стражника, в любое время, по любому поводу и очень быстро. Да вот только ворам все это было не нужно ни в каком смысле. И действительно - зачем ворам было мучить какое бы то ни было живое существо перед самой его гибелью? Разве мало его перед этим мучили в жизни? Чтобы устраивать еще и это - последнее мучение. Нет, воры были не настолько жестоки. Короткий и быстрый удар ножом в определенное место (которые расположены на человеческом теле буквально повсюду) или быстрый и сильный рывок за концы прочной удавки, вот и все. И никаких мучений. Велвору вдруг подумалось, что в вопросах причинения мучений или страданий живым существам нижние воры были гораздо милосерднее обворованных верхних несмотря на всю их кажущуюся добропорядочность. Вон и воровских куплетистов по его приказу топили в отдаленных туннелях очень быстро и без предварительных издевательств. И это при том, что многие из них вполне заслуживали всевозможных мучений и издевательств за свое омерзительное воровское творчество. Но вот же - нет, издевательств не было. Разве в этом не видно врожденное воровское благородство? Видно, и еще как.
Велвор оправил стоячий бархатный воротничок черного, подбитого дорогим мехом, фрака, плюнул в ближайшую серую тень и отошел от мозаичного панно. Он подумал, что воровские разведчики сегодня что-то задерживаются. Уж не сотворили ли его бедные воры в прошедшем воровском сезоне нечто ужасное? И не бушует ли сейчас наверху снежная буря? Этого ему сегодня только и не хватало.
Нет, его воры не могли совершить ничего ужасного. Велвор повернулся всем корпусом в сторону бушующего воровского моря, растянул губы в приветливую улыбку и помахал простым ворам сложенной лодочкой ладонью. Ответом ему был шквал радостных возгласов, свиста и улюлюканья. Согласно Древнего Правила Канализации перед выходом на поверхность никто из простых воров не имел права беспокоить Великого Вора. Считалось, что он сосредотачивается перед совершением предстоящей ему мистериальной кражи, которая имела столь исключительное сакральное значение. Но помахать им рукой и поддержать их приветливой улыбкой было можно. Этого Древнее Правило не возбраняло.
Перед выходом на поверхность в праздничную ночь Древнее Правило разрешало и даже предписывало обращение к простом ворам со стороны других представителей воровской верхушки - Консортов, Подруги-воровки и глав воровских корпораций. Впрочем, главы воровских корпораций пренебрегали этим разрешением, они обращались к простым ворам крайне редко, для этого у них были другие каналы и возможности. А вот Консорты в праздничную ночь обращались к простым ворам с большой охотой, а о Подруге-воровке и говорить нечего. Она всегда была готова сказать простым ворам несколько слов и по любому поводу. Поэтому время перед выходом из Канализации называли еще Часом Консортов. Чуть поодаль от ступеней центрального выхода для этих целей было сооружено небольшое возвышение, такой как бы деревянный помост. Вот с него Консорты и произносили сейчас свои речи.
Прогуливаясь перед ступенями и разглядывая мозаичное панно с изображением проклятого действа, Велвор краем уха вслушивался в праздничные выступления Консортов и Подруги-воровки. Консорт Хуго ограничился сегодня парой пошлых шуточек из сексуальной и гастрономической жизни простых воров, которые, впрочем, несмотря на свою сальность и, судя по одобрительным возгласам, имели в воровской среде немалый успех. Консорт Хег долго призывал простых воров крепиться изо всех сил, чтобы пережить трудные времена и его едва не освистали. Могро только взобрался на помост и низко поклонился то ли простым ворам, то ли еще кому-то ровно четыре раза, а потом сразу спрыгнул вниз и затерялся в толпе. Консорт Аливо долго и туманно говорил о чем-то малопонятном - то ли о каких-то отмычках новейшей конструкции, то ли о фомках особой формы и его почти не слушали, а когда он сходил с помоста воры хлопали ему вяло и неохотно.
Сейчас как раз выступала Подруга-воровка и Велвор прислушался. Его дорогая Подруга сразу оседлала своего любимого конька и начала призывать простых воров "воровать лучше, стараться лучше". Она долго говорила о повышении воровской эффективности, о том как важно постоянно совершенствовать свое воровское мастерство, о каком-то дальнейшем развитии гибкости пальцев, меткости глаз, точности ударов и еще о чем-то подобном. Это выступление явно оказывало на простых воров необычное действие - ее слушали в полной тишине, в каком-то грозном и даже мрачном молчании. Через лбы многих простых воров во время этого выступления пролегли зигзаги хмурых морщин, а губы почти всех видных Велвору воровок скривились в презрительных ухмылках. Некоторые из них во время этого выступления даже начали демонстративно лузгать то ли какие-то семена, то ли орехи, при этом они явно демонстративно сплевывали лузгу не прямо себе под ноги, а словно бы старались доплюнуть ее до помоста, по которым переступали сейчас стройные ножки Подруги-воровки в шикарных кожаных сапогах.
Но Подруга-воровка словно бы ничего этого не замечала. Она говорила об воровской эффективности буквально взахлеб, искусно при этом изгибаясь своим стройным, упакованным в очень дорогое черное платье, телом. Велвору даже показалось, что его дорогая Подруга во время своего выступления накручивала не столько воровскую общественность, сколько саму себя, она вроде бы даже вошла в некий раж, или скорее даже - в экстаз.
"Ах, дорогая моя,- думал Велвор, вслушиваясь в слова Подруги-воровки об улучшении и повышении воровской эффективности.- Дорогая-дорогая. Ты никогда не понимала простых воров, а особенно воровок, и уже никогда не поймешь их. Не стоит выступать перед простыми воровками в таких дорогих и шикарных платьицах, никогда, ни при каких обстоятельствах не следует выставлять на показ свои безупречные ноги в настолько высоких и откровенных разрезах. Простые воры может, и одобрили бы эти демонстрации, а вот простые воровки - никогда. Нужно быть ближе к простым ворам не только на словах, но и в одежде, и в украшениях, и в маникюре пальчиков. Может быть, тогда твои слова о повышении эффективности и улучшении мастерства и будут услышаны. Но в таком вот платьице, в таких вот сапожках и с таким вот золотым ожерельем на шее этого не случится никогда".
Размышления Велвора о платьях, сапогах и ожерельях были прерваны громкими возгласами простых воров. Многие воровские лица тут же обернулись в сторону ступеней центрального выхода, Велвор тоже посмотрел туда и увидел две фигуры в безупречных белых фраках. Это возвращались назад воровские разведчики. О Подруге-воровке с ее эффективностью тут же все словно бы позабыли и она была вынуждена сойти с помоста не удостоившись сегодня даже пары возгласов, не говоря уже о хлопках. Все воры с напряжением следили за приближающимися фигурами в белом.
Воровские разведчики спускались вниз медленно, определенно чувствуя мистериальную важность момента. Их лица были словно бы каменными, ноги в мягких кожаных сапогах ступали бесшумно, спины были выпрямлены, плечи расправлены, глаза устремлены вперед. В руках воровские разведчики держали небольшие пучки зеленого мирта, которыми они медленно покачивали в такт шагам. Велвор отметил, что вся сцена с возвращением разведчиков была выдержана в лучших традициях Канализации.