Выбрать главу

- Хорошо,- сказал Велвор решительно, громко и уверенно.- Давайте покончим с этим.

После этого он молодым твердым шагом подошел к часам и рывком взвалил их себе на плечи. На лицах Консортов помимо их воли отразилось удивление (а на лице Аливо четко проступили следы испуга).

- Тебе не тяжело, дорогой?- с фальшивым участием спросила Подруга-воровка.

- Нет,- ответил Велвор.

Сейчас ему действительно показалось, что часы не такие уж и тяжелые, и что он сможет справиться с их убийственны весом.

Когда Велвор направился к выходу, за его спиной послышались звуки быстрой суеты, сдавленные крики и шипение спешно затаптываемых факелов. Это заговорщики, словно мелкие перепуганные животные, словно крысы, преследуемые огромной кошкой, спешили к черному входу, чтобы к его выходу уже оказаться в праздничной толпе и смешаться там с простыми ворами.

Когда Велвор ударом ноги открыл входную дверь, дом за его спиной уже погрузился в непроницаемую темноту, тишину и спокойствие запустения.

***

Велвор стоял на крыльце и демонстрировал толпе простых воров свою добычу. Он держал часы на вытянутых руках, прямо над своей головой и медленно разворачивался всем корпусом то в одну сторону, то в другую. При этом он слегка потряхивал часами и старался держать их так, чтобы лунные лучи падали на серебряные боковые вставки и играли на них красивыми бликами.

Всем ворам еще с древних времен хорошо известно, что Мать Луна любит серебро, что это ее излюбленный металл и в каком-то смысле он является как бы ее извечным символом и талисманом. Золото и драгоценные камни Мать Луна тоже любит (и еще меха и деликатесы, с сарказмом подумал Велвор потряхивая часами), но не настолько сильно как серебро. А вот в серебре она просто души не чает и ее лучи так и устремляются к нему даже сквозь тучи, а устремившись они достигают поверхности любой серебряной вещи и словно бы прилипают к нему. А потом лунные лучи начинают играть с серебром. И все играют, играют.

Сейчас лучи Матери Луны тоже играли с серебряными вставками этих ветхих часов, и это точно производило на простых воров благоприятное впечатление, но далеко не на всех воров, и далеко не такое сильное, какое сейчас нужно было Велвору. По выражениям многих воровских лиц из толпы он видел, что большинство простых воров готовы принять эти часы в качестве сегодняшней сакральной кражи, пусть и с неохотой и с некоторым разочарованием, но готовы. Однако в толпе было много и недовольных хмурых воровских лиц.

Вообще-то в любой толпе и всегда есть некоторое количество чем-то недовольных, а потому их лица всегда хмурые, и с этим ничего поделать нельзя, Велвор отлично это понимал по своему опыту многолетнего общения с воровскими толпами. Все дело в количестве этих самых хмурых, вечно чем-то таким недовольных, то ли велворами, то ли их добычей, а может быть и самой воровской жизнью или вообще - всем на свете. И сегодня он видел, что хмурых лиц именно в этой вот праздничной толпе слишком много. Именно они, эти хмурые тормозили сегодня толпу и не давали ей разразиться приветственными криками или хотя бы сдержанными аплодисментами. Ведь ясно, что именно приветственные крики являются достойным завершением любого воровского праздника, а их-то как раз и не было.

"Будьте вы прокляты,- думал Велвор, потряхивая тяжелыми часами над своей головой.- Чего вам еще от меня надо? Добыча, конечно, не очень, но другой добычи у меня для вас сегодня нет. Неужели так трудно пару раз выкрикнуть обычное "браво" и легонько ударить одной ладошкой о другую? Я же не требую от вас кричать "ура!" или "Слава Велвору"? Да я от вас вообще ничего не требую, а только хочу чтобы все это, наконец, закончилось".

Однако, несмотря на все усилия Велвора, на всю его искусную игру с серебряными вставками, лунными лучами и красивыми бликами, хмурых воровских лиц в праздничной толпе не убавлялось, а скорее наоборот, их становилось все больше и больше.

Ситуация постепенно накалялась и становилась какой-то неопределенной, а где-то даже зловещей, но тут произошло настоящее чудо, именно так Велвор и понял произошедшее. В какой-то момент он просто тряхнул часами чуть сильнее и внутри них что-то словно бы сдвинулось, заскрипело, заскрежетало, закашляло, а потом над ночным городом зазвучала "Лунная Соната". Из-за движения тяжелых шестеренок внутри допотопного часового механизма Велвора начало сильно покачивать из стороны в сторону, но он взял себя в руки, напрягся и удержал часы над головой. И это усилие было вознаграждено сторицей.

Когда часы начали бить "Лунную Сонату" воровская толпа словно бы замерла, застыла, оцепенела. "Бом! Бом! Бом-бом-бом! Бом-бом! Бо-бом!" неслось над застывшей воровской толпой и над пустынными темными улицами верхнего города, и эти звуки, казалось, отражались от земли и уходили прямо в ночное небо, туда, где висел сейчас полный сияющий лик Матери Луны.

А потом воровская толпа начала постепенно оживать. Большинство простых воровских лиц еще задолго до окончания "Лунной Сонаты" осветилось добрыми улыбками, а хмурые лица уже постепенно разглаживались, на них тоже постепенно проступало выражение радостного узнавания и тихой радости.

Когда же прозвучал последний часовой "Бом!" и часы умолкли воровская толпа разразилась таким ликованием, какого Велвор не помнил и в гораздо более тучные и сытые годы. Простые воры словно бы посходили тогда с ума. Они начали подпрыгивать на месте, бросать в воздух остроконечные шляпы, хохотать, визжать и обнимать друг друга. А потом на Велвора обрушился настоящий шквал самых бурных аплодисментов, криков "браво", "слава", "ура", "да здравствует" и всех прочих, которым, казалось, нет и не будет конца.

Когда началось ликование воровской толпы Велвор уже сильно устал и ему пришлось сначала опустить часы на грудь, а потом крепко прижать их к животу двумя руками. Благодаря своему опыту он проделал все это очень ловко и непринужденно, так, что со стороны могло показаться, будто он специально прижал к себе часы именно таким вот образом, чтобы было легче раскланиваться с воровской толпой, как бы благодаря ее этими легкими полупоклонами.

На самом деле ему было невероятно тяжело. Мышцы Велвора были напряжены до последней крайности и его левая рука была скована болезненной судорогой, а по его спине тек обильный пот, и веко правого глаза уже начинало сильно подергиваться, чего, слава Луне, не было заметно под черной бархатной маской. Он уже несколько раз проклял и это ликование, и эту ночь, и этот праздник, и это "браво", и даже всех простых воров скопом, всех, сколько их ни есть на этом белом свете. Но простодушные простые воры все ликовали и ликовали, а он все кланялся им и кланялся, как самый настоящий часовой заводной болван и его нижняя, не скрытая под маской часть лица неимоверным усилием воли, была сложена в напряженную гримасу радости. И его губы что-то постоянно шептали при этом.

По-видимому, столь бурное ликование воровской толпы не входило в планы заговорщиков и вскоре они начали проявлять беспокойство. Аливо и Хег начали заговаривать то с одним, то с другим простым вором из толпы, как бы увещевая их и призывая прекратить это безобразие. Увещевая простых воров, они размахивали руками перед их носами, дергали их за фалды фраков, не давая подпрыгивать на месте, а еще они начали спорить с простыми ворами и на их губах очень быстро появилась густая пена, а их лица при этом сделались красными от ненависти и напряжения.

Только Могро никак не участвовал в этом бесновании, он спокойно стоял в сторонке и покуривал свою счастливую трубочку. Иногда рядом с ним словно бы прямо из ночного воздуха проявлялись загадочные гибкие фигуры в черном и он отдавал им короткие приказы, указывая чубуком трубки то на одного, то на другого, слишком уж прыгучего и крикливого простого вора. Подруги-воровки нигде не было видно, но Велвор знал, что она не осталась в стороне от происходящего и действует где-то на заднем плане, пытаясь утихомирить разбушевавшуюся воровскую толпу своими способами.

Но всех их превзошел Консорт Хуго. Он взобрался на парадное крыльцо, встал рядом с Велвором и обратился к разбушевавшейся толпе с речью.