Велвор забрался на гору из золотых монет в самом центре сокровищницы и осмотрелся. Внизу стояли восемь вориков охраны, Подруга-воровка, начальник охраны (так называемый "капитано") и два старых мастера-советника из его личной свиты. Итого двенадцать человек, двенадцать проверенных отборных воров. Вместе с ним - тринадцать. Если заговор существует, всем им теперь нельзя доверять. Теперь с них нельзя спускать глаз, нужно постоянно, до самого акта ритуального воровства держать их при себе и контролировать каждый их шаг. Легко сказать - контролировать. Контролировать двенадцать воров, среди которых два мастера воровского дела. И еще - Подруга-воровка, или Гранд-воровка, которая тоже, безусловно, мастер своего дела. И какой мастер, подумалось Велвору, особенно в определенных делах деликатного свойства, что делает ее особенно опасной в случае, если она тоже вовлечена в заговор. В общем, с этой минуты ей доверять нельзя. Это если заговор действительно существует. А впрочем, какая разница? Великий Вор должен вести себя так, как будто он постоянно находится в самом центре очередного заговора. Только тогда у него появляется шанс править остальными ворами более-менее долго и более-менее успешно. Решено, с этой минуты он не доверяет никому из этих двенадцати.
"А вот интересно,- думал Велвор, всматриваясь в золотые развалы и выискивая глазами подходящую куклу для предстоящего ритуального воровства,- а себе? Себе я могу доверять, постоянно находясь в центре заговора против себя же? Интересный вопрос. Доверял ли я себе, когда вместе с другими Консортами составлял заговор против предыдущего Велвора? Доверял ли я себе, когда мой нож кромсал глотки моих бывших сподвижников? Когда я, в пятнах их засохшей крови взбирался по ступеням Залы Приношения? Когда я усаживался на древний Трон Воров? Ведь я уважал и любил несчастного Велвора XXVII-ого почти как родного отца и благодетеля, и не мудрено, ведь он сделал мне столько добра. И трех убитых мною Консортов я тоже любил как братьев, ведь вместе с ними мы участвовали в стольких воровских делах, среди которых были очень опасные, а парочка была и вовсе смертельно опасных, безнадежных до тошнотворности, и они прикрывали мою спину тогда, и в результате я не только выжил, но и украл все, что мне было нужно украсть, все, что мне было предписано украсть моею судьбою. И даже немного больше этого. А сколько отличнейшего вина мы с ними выпили вместе? Во скольких разгульных оргиях мы с ними участвовали? Всего сейчас и не вспомнить. Но я убил их. Убил хладнокровно, зарезал как собак, как приуготовленных для заклания свиней. Со спокойным сердцем я умертвил их верной, ни разу недрогнувшей рукой. Четвертого я, правда, никогда не любил, он был мерзавцем, мелкой душонкой и все тогда считали, что ему удалось подняться до Консорта при помощи грязных и темных интриг. И трюк с последним золотым кубком Велвора XXVII-ого тоже придумал этот подонок. Сейчас меня даже радует, что я заколол его первым и таким образом, хотя бы отчасти отомстил негодяю за смерть своего названного отца и благодетеля. Но ведь и с ним я тоже пил вино, ходил на дело и кувыркался с очаровательными воровками в сухой темноте воровских притонов и темных уголках дальних теплых туннелей. И вот теперь все они мертвы, а я сижу на Троне Воров. Нет, себе доверять нужно, просто необходимо, даже несмотря на все свои прошлые дела. Где бы я сейчас был, если бы не доверял самому себе? А вот всем остальным я с этой минуты доверять не буду. Будем считать, что они только что утратили мое доверие. Будем считать, что все они с этой минуты проклятые интриганы!"
На вершине соседней золотой горки стоял раскрытый золотой сундук, доверху набитый сверкающими драгоценностями и Велвор по колено в золотых монетах побрел к нему, а потом запустил руку внутрь и начал ворошить содержимое. Крупные бриллианты просыпались через его пальцы, тяжелые ожерелья перекатывались через них, скользили по ладони, с глухим стуком возвращались обратно в сундук. Рядом с сундуком из россыпи выглядывали две статуэтки изображавшие каких-то крылатых и рогатых женщин в неглиже. Велвор выдернул одну статуэтку из золотой россыпи, подержал, взвешивая, а потом бросил её обратно. Все это было слишком дорого, через чур драгоценно, вызывающе роскошно. С жалкими рубищами обворованных верхних такая роскошь не вязалась уже никак. Даже самый глупый или безумный простой вор понял бы это с первого взгляда. Но где же ему найти более-менее скромный, но вместе с тем и приличный предмет из обихода нынешних обворованных верхних? Где ему взять такую куклу, которая смогла бы символизировать в глазах простых воров не роскошный воровской сезон, нет, а хотя бы просто удачный, или скорее даже не совсем провальный. Такой предмет, который бы символизировал собой скромный, но достойный воровской достаток?
Можно, конечно, не мудрствовать лукаво, а просто взять на дело пару золотых монет, а потом предъявить их простым ворам в качестве доказательства - что вот, мол, есть еще кое-что у обворованных верхних, ребята. Нужно только стараться, воровать как следует, и все будет в порядке, и будет у вас в руках блестеть и золотишко, и камушки, и еще кое-что в придачу. Главное не падать духом и стараться, воровать лучше, как любит говорить его Подруга-воровка. Конечно, можно предъявить простым ворам и пару золотых монет. Наверное, никто его не осудит за это, ведь все воры понимают - как сейчас тяжело живется обворованным наверху. Но какая же это мерзость, какой позор - предъявлять своим соратникам в праздничную ночь эти жалкие монетки. Непереносимый позор!
- Дорогой, а может быть это подойдет?
Велвор обернулся и посмотрел на свою Подругу-воровку. Она стояла рядом и протягивала к нему руку с изящным женским украшением. Тоненькие висюльки с продолговатыми розовыми бриллиантами свисали между длинных и сильных пальцев, словно подкрашенные кровью крупные капли воды сверкали и переливались разноцветными бликами в неверных лучах настенных светильников.
"Ах, дорогая-дорогая,- думал Велвор, щурясь от этого блеска.- Дорогая моя. Ты только что окончательно утратила мое доверие".
- Нет,- сказал он вслух.- Это не подойдет. Уж очень сильно блестит.
Подруга пристально взглянула в глаза Велвора и молча бросила украшение себе под ноги.
После этого он начал бродить по сокровищнице, тяжело переставляя ноги в мягких туфлях со слишком тонкой подошвой и утопая в золоте почти по колено. Иногда он переворачивал рукой небольшие шкатулки, ударом ноги опрокидывал тяжелые вазы и пристально всматривался в их содержимое. Ничего подходящего не находилось, все было вызывающе роскошным и эта роскошь никак не вязалась с ужасающей нищетой обворованных верхних.
Велвор уже хотел остановиться на двух позорных монетках. Он даже поднял их - две легонькие золотые монетки, и не глядя сунул их в кармашек жилетки, как вдруг его взгляд упал на тяжелый золотой кубок.
При взгляде на этот кубок у него сначала быстро-быстро забилось сердце, а потом его словно бы крепко зажали в тисках для изготовления воровских отмычек, и лоб покрылся крупными каплями пота. Да, сомнений быть не могло - это был именно тот кубок, над которым умер Велвор XXVII-ой, его предшественник, его благодетель, его названный воровской отец. Он узнал этот кубок по особому типу сложной резьбы на ручках и по изогнутой особым образом тяжелой ножке.