– А теперь, мистер Полл, – проговорил он, – будьте добры рассказать, как попала к вам эта перчатка.
– Сам хотел бы знать! – хрипло ответил Полл. – Дайте хоть немного подумать! Если вы не будете сбивать меня с толку, я, может быть, сумею сообразить... Как будто бы... или нет?.. Словно бы я подобрал ее где-то... Только где? Кажется... я вроде бы разговаривал с какой-то женщиной. На лестнице... Нет, то была тетушка Стеффинс. Она сунула мне в карман мой галстук. Да и свет тогда горел. Не знаю, с чего я вспомнил об этом.
– Известно ли вам, чья это перчатка?
– Господи, не моя – это уж точно! Откуда мне знать? – Полл подозрительно, словно к змее, которая может оказаться и ядовитой, приглядывался к перчатке. – Женская перчатка. Она может быть чьей угодно... Налейте мне, пожалуйста, еще, старина! Не бойтесь – я трезв как стеклышко. Мне чуть-чуть не по себе, но я вполне трезв. Еще глоток немного взбодрит меня.
– А вам что-нибудь известно об этой перчатке, мистер Боскомб?
Боскомб стоял неподвижно, скрестив руки на груди и прислонившись спиной к бару. На перчатку он бросил лишь беглый взгляд.
– Первый раз ее вижу.
– Вы уверены в этом?
– Абсолютно. Так же, как и в том, что вы собираетесь совершить одну из величайших ошибок в своей жизни. Прошу прощения. – Поправив пенсне, Боскомб мягкими шагами подошел к Поллу, чтобы забрать у него стакан.
– Ночью вы сказали, – продолжал Хедли, – что прежде чем это дело закончится, я еще обращусь к вам за помощью. Вы заявили, что у вас есть что сообщить мне. Не хотите ли вы сейчас сказать что-нибудь?
– Отвечу вам вопросом на вопрос. – Боскомб стоял, держа в руке стакан Полла. На какие выводы наталкивает вас эта перчатка?
– Тут не приходится особенно напрягать фантазию, – ответил инспектор, – на внутренней стороне перчатки стоит монограмма Э. К.
Боскомб, охваченный холодной яростью, круто повернулся к Хедли.
– До чего же это характерно для вашего поверхностного интеллекта! А сейчас я скажу вам вот что: фамилия ее не Карвер, а Смит. На всех ее вещах...
– Вспомнил! – воскликнул Полл. – Элеонора! Ну, конечно же! – Он выпрямился, пощипывая свои коротенькие усы. Взгляд, все еще тусклый, стал увереннее, – Элеонора! В верхнем холле!
– Вы видели ее наверху?
– Да не дергайте меня так! – плаксиво попросил Полл, осторожно двигая головой, словно это было ведро, из которого могли выплеснуться его воспоминания. – Что я хотел сказать? Ах, да... Разумеется, все это не имеет никакого отношения к вашему несчастному полицейскому. Элеонора... Конечно же! Только если вас это так интересует, вы могли бы спросить у них самих. Если они расскажут вам, то и я...
Хедли с трудом сдерживал нетерпение.
– Попробуйте самостоятельно рассказать все, что помните. Мы не любим, когда свидетели подгоняют свои слова под показания других. Ясно?
– Ладно, кое-что я все-таки помню. Меня только сбивает с толку то, что, по вашим словам, я так рано вернулся домой, – пробормотал Полл. – Черт возьми, мы же вроде ужинали... Или нет? Не помню. Как бы то ни было, но я проснулся...
– Где?
– У себя в комнате. Вообще-то было темно, и я понятия не имел, где нахожусь и как сюда попал, а в голове стоял такой туман, что трудно было даже решить – проснулся я или все еще сплю. Я сидел на стуле и чертовски замерз. Я потрогал себя и сообразил, что полураздет и, к тому же, босиком. Протянув руку, наткнулся на лампу и включил ее. Значит, это было в моей комнате, верно? Но выглядело все как-то очень странно. Да, вот еще что!.. Помню, меня все время страшно мучила одна мысль: "Черт возьми, который час? Надо же успеть на ужин!" Только я никак не мог удержаться на ногах, а комната выглядела чертовски странно, и часы словно под землю провалились. Тогда я сказал себе: "Дружок, ты все еще в доску пьян. Марш на ужин!" Ну, я поднялся и стал ходить по комнате, пока не услышал, что где-то бьют часы. Я сосчитал, сколько...
Полл внезапно задрожал. Хедли, подняв глаза от блокнота, спросил:
– Помните, который был тогда час?
– Еще бы, старина. Полночь. Я же считал. Помню, я надел халат, потому что основательно замерз, и присел на кровать, чтобы все хорошенько обдумать. Потом... нет, тут у меня опять провал. Не помню, как я поднялся с кровати. Следующее, что мне припоминается, это вроде бы я стою в той каморке, где хранится моя одежда и прочее барахло, стою и не могу выпрямиться, но зато в руках у меня бутылка. В бутылке еще немного оставалось на дне, я отхлебнул глоток и подумал: "Дружок, с этим ты далеко не уедешь". Я всегда увереннее себя чувствую в обществе полной бутылки. Потом я вдруг как-то очутился снаружи, в темном холле.
– Как это произошло?
– Да почем же я... впрочем, нет, черт возьми! – Полл говорил все более возбужденно, как человек, постепенно приходящий в себя. Резким движением он повернулся к Боскомбу, взял у него из рук стакан, но даже не поднес его к губам. – Вспомнил! Я подумал: "У старины Боскомба в баре всегда хороший запас спиртного". Потом мне пришло в голову, что вы можете разозлиться, если я разбужу вас и попрошу налить мне стаканчик. Бывает, что люди готовы поднять невесть какой шум из-за такой ерунды. Но, подумал я, вы ведь обычно не запираете свою дверь. Проберусь тихонько как мышка и позаимствую одну бутылку.
– И что дальше?
– Я и отправился к нему – тихо, на цыпочках. Свет у себя я выключил. Только этот последний глоток... немного ударил мне в голову. Я долго не мог найти дверь и выйти из комнаты. Ужасно. – Полл снова вздрогнул. – Потом я все-таки нашел ее, тихонько открыл и шагнул в темноту. Помню, что бутылку я продолжал держать в руках...
– Вы что-нибудь видели? – хрипло спросил Хедли.
– Даже не знаю. Вроде бы что-то... вернее, кто-то двигался. Может быть, я и слышал что-то, но не уверен... Разумеется, это была Элеонора!
– Вы готовы подтвердить свои слова под присягой?
– Но я же знаю, что это была она, – пробормотал, словно под гипнозом, Полл. – Я сразу подумал: Элеонора отправляется на свидание со своим парнем. Они, знаете ли, часто встречаются на крыше. Я не раз собирался немного подшутить над ними. Так, смеху ради. Скажем, пойти вслед за ними и вдруг неожиданно завыть... А потом самому стыдно стало. "Бедняжка, – подумал я, – много ли у нее радости в жизни?" А оно, знаете ли, и впрямь не очень много. "Подлецом надо быть, – сказал я себе, – чтобы портить ей..."
От собственного великодушия у Полла на глаза навернулись слезы.
– Послушайте, мистер Полл, – терпеливо, но уже чуть ли не скрежеща зубами, проговорил Хедли, – нас не интересует, что вы думали. Существенно, что видели. Когда вы будете давать показания перед присяжными...
– Присяжными? – удивленно поднял голову Полл. – Что за чепуха! О чем вы говорите? При чем тут...
– Был убит человек, и вы, по сути дела, присутствовали при этом. Способны вы это понять? Он был заколот, упал на лестницу и умер возле этой самой двери. – Хедли встал и распахнул дверь. – Смотрите, тут еще видны следы крови. А теперь слушайте меня внимательно! Постарайтесь объяснить нам, как попала к вам эта перчатка, что вы слышали, стоя в темноте, и как могло случиться, что когда через несколько мгновений дверь отворилась, никто не увидел вас. Иначе я не удивлюсь, если присяжные признают виновным в совершении преднамеренного убийства вас самого!
– Значит, – Полл отчаянно сжал руками спинку стула, – когда я услышал...
– Что вы услышали?
– Какой-то странный звук, будто кто-то тяжело, задыхаясь, вздохнул. Я подумал, что это Элеонора увидела меня и испугалась. Тогда я быстро присел на корточки...