— Бери.
— Нет, тебе пригодится. Здесь их используют в качестве мишеней. Говорят, помогает снять стресс.
— Сомневаюсь. А ты когда-нибудь пробовал?
— Мне ни к чему. Ведь у меня нет жены, срисовывающей рельефные карты с грудей.
Девушка-ковбой вернулась и сообщила, что ее смена подошла к концу, а потому неплохо было бы получить расчет.
— Может, вам еще чего охота, мальчики? — осведомилась она. И погладила меня по бедру.
— Нет, спасибо, — сказал я.
— Ну, если передумаешь, то знаешь, где меня найти.
Спиайт заплатил по счету, потом добавил щедрые чаевые и шепнул что-то девушке на ушко. Она шепнула в ответ, и он чуть с табурета не свалился.
— Может, присоединишься к нам, Шорт?
— Нет, я — пас.
Девица увела Спиайта за собой, я провожал их взглядом до тех пор, пока они не скрылись за занавешенной бусами дверью. Я отвел взгляд и только тут заметил, что рядом с картонной подставкой лежит медная фишка.
— Вы заработали право на шесть выстрелов, — сказал бармен. Поместил мою подставку в специальный кармашек на стене и протянул мне мелкокалиберную винтовку.
Я выпалил четыре раза подряд, потом сделал паузу, еще дважды спустил курок.
Бармен снял нетронутую картонку.
— Вы, похоже, сегодня не в настроении, верно?
А потом спросил, не хочу ли я оставить мишень себе на память, но я отказался. А затем вспомнил, что Спиайт хотел приобщить ее к коллекции, хранящейся в Центре материальной культуры. И перед тем как покинуть бар, сунул картонку с голой девицей в карман.
Вернувшись домой, я перешагнул через огромные мужские шлепанцы, служившие для отпугивания грабителей, а затем — через груду бумажек и прочего мусора. И, нервно озираясь, вошел в квартиру, где еще не выветрился запах варева из корешков. Ник уже засыпала, когда я осторожно прокрался в постель и улегся рядом.
— Прости, мне страшно жаль, — сказал я. Взял ее за руку и крепко сжал.
Она пододвинулась поближе и, уютно свернувшись калачиком, положила голову мне на грудь.
— Moi aussi.[13]
Ник уснула быстро, а я все вертелся в постели. Надо же, шесть раз выстрелил в эту кретинскую картонку и шесть раз промахнулся. И дело тут было вовсе не в отсутствии меткости. Причина крылась в том, что мишенью была голая девица с дыркой вместо причинного места.
Глава 8
Мы с Нортоном, как и было договорено, встретились в «Автомате», ресторанчике, который скоро должен был закрыться и чей декор мне всегда так нравился. В блестевших хромированными боками контейнерах лежали завернутые в целлофан сандвичи, а также пестрые и яркие десерты. Настоящий праздник, карнавал для глаза, и уже становилось не важно, чем пахнет и какова на вкус эта нарядная еда.
— Последние дни Помпеи, — сказал я Нортону, доставая себе сандвич с тунцом. — Живи моментом, радуйся и наслаждайся.
— И кому достанется все это добро? — осведомился он, наливая себе кофе из автомата с краном в виде дельфиньей головы.
— В «Таймс» писали, будто бы это заведение купил некий Штольц.
— Фредерик Штольц?
— Вроде бы. Точно не помню.
Нортон покачал головой:
— И после этого ты называешь себя сотрудником справочной службы? Штольц — тот самый парень, что построил Пассаж устаревшей техники где-то в Нью-Джерси. Только вдумайся, что за тип. Достойный экземпляр для твоей коллекции.
— Ладно, Бог с ним. Давай ближе к делу. Что удалось узнать о Джессоне?
— Немного. Лишь несколько ссылок в базе данных по социальным наукам. Вроде бы он какой-то ученый. Г. Дж. Джессон «Современные корни в исторической прозе». «Уличные вирши и песенки в творчестве литературного компилятора Джонсона» — под авторством того же Г. Дж. Джессона. «Пигмалионизм и повествовательная жизнь вещей» все того же Г. Дж. Джессона. Отрывки из данных произведений публиковались в «Европейском научном журнале». Надо сказать, в периодике все это выглядит весьма патетично. — Мы уселись за столик в кабинке. Нортон пошарил в пластиковом пакете, служившем ему вместо портфеля, и извлек оттуда какие-то бумаги. — А вот это надыбал из генеалогического сайта. — Он выложил на стол распечатку и щелчком послал бумагу ко мне. Листок соскользнул мне на колени.
— Это что же, его геральдический герб?