— Конечно.
— Только я буду очень скучать по нашим родным местам, — печально проговорила Гулгун, и ее глаза заволокли слезы.
— Я тоже… Но партия меня посылает на тяжелый участок, и я должен оправдать это доверие. Ты должна понять…
— Я-то понимаю. А поймут ли наши родители? Не скажут, что мы покинули их?
— Поймут.
— А сможем ли мы сами без них? Без Файзуллы Ахмедовича, без Амира Равнака-ака, без Ивана с Галиной?
— Думаешь, они туда не доберутся? Приедут! А Амир Равнак поэму пишет — обещал каждую главу мне первому читать.
— Наверно, героем ее являетесь вы?
— Ну и ну, думай, что говоришь! Он пишет о строителях Чарвака!
Гулгун с тихим смехом обняла мужа и прижалась к его груди щекой, будто прислушиваясь к ударам его сердца.
…Утром Караджан вывел из гаража простоявший столько времени, словно никому не нужный, старенький газик, и они с Гулгун съездили в Сиджак и Янгикурган. Навестили родителей и друзей, простились с ними. К полудню вернулись в Чарвак. Караджан оставил Гулгун дома, а сам побывал в управлении, на плотине, в гаражах, на строительстве ГЭС — всюду, где работали его соратники, его друзья. Сказав, что уезжает, со всеми сердечно простился. Когда возвратился домой, Гулгун уже сидела на упакованных чемоданах. На машине Садовникова они отправились в аэропорт Ташкента. И в тот же день, через сорок минут лёта на легком самолете, они уже были в Намангане.
Мингбаевых временно поселили в небольшой и невзрачной гостинице в райцентре.
На второй же день Караджан вместе с женой прибыл на плотину Чартакского водохранилища. Их глазам предстало жуткое зрелище. На подступах к забетонированному обводному тоннелю произошел обвал. Вырвавшийся сквозь промоину поток воды, равный реке Чирчик, образовал глубокий овраг. Караджан в сопровождении Инамджана спустился к промоине и внимательно обследовал ее. По сравнению с Чарвакской плотиной эта казалась совсем миниатюрной, и все же было ясно, что работа тут предстоит немалая. Без трех-четырех «БелАЗов» не обойтись. С обыкновенными самосвалами тут возни на несколько лет. Инамджан стоял возле него и ждал, что скажет новый начальник.
— Это не плотина, а груда наваленной земли, — заметил Караджан. — Придется все отгрести в сторону бульдозерами и уложить заново, трамбуя как следует.
Лицо Инамджана оживилось, он улыбнулся.
— Вполне согласен с вами. На это потребуется три года, я подсчитал…
— Постараемся строить быстрее. У нас нет иного выхода. Да поможет нам современная техника! — весело сказал Караджан.
Караджан смотрел на голубую воду, которая, натворив столько бед, текла теперь тихо, спокойно. Огляделся, всматриваясь в хребты Чартака, возвышающиеся в отдаленье, и едва различимые среди покатых холмов кишлаки.
Инамджан напомнил, что в штабе, должно быть, уже собрались люди и ждут его. Караджан повернулся и, сделав Гулгун знак, чтобы не отставала, зашагал в штаб. Но бульдозеристы, экскаваторщики, водители самосвалов ожидали его не в помещении, где было тесно и душно, а в небольшом скверике перед зданием. Приехали и представители райкома партии и облводстроя.
Заведующий отделом райкома представил собравшимся нового начальника строительства. Караджан рассказал немножко о себе, о том, что всем им предстоит сделать тут. После знакомства с коллективом он дал каждому бригадиру конкретное задание. Люди разошлись по местам, и тут же взвыли двигатели автомобилей, зарокотали бульдозеры. С ветвей деревьев взмыли ввысь перепуганные птицы, уже привыкшие к тишине, к ровному звону цикад.
Караджан и Гулгун сели в машину и поехали вдоль Чартаксая, чтобы осмотреть места, подвергшиеся наводнению.
Большая часть кишлака Кораскон, расположенная в низине, лежала в руинах. Лишь на возвышении сохранилось несколько дворов с садами. В тени деревьев стояли палатки, в которых жили люди. Вязкое месиво покрыло улицы. Снося остатки обвалившихся стен, трудились бульдозеры. К расчищенным площадкам подъезжали грузовики и сгружали жженый кирпич. Люди выглядели хмурыми и работали молча.
Прослышав, что в кишлак приехал инженер с женой и осматривает окрестность, к ним поспешил председатель колхоза Юсуфджан-ака, измучивший себя думами о том, что катастрофа может повториться. Он передал одному из джигитов кетмень, который держал на плече, вытер руки о полу халата и поздоровался с инженером, затем с его миловидной женой. Юсуфджан-ака поведал им подробности потопа. Указывая рукой на пустырь, где вместо домов возвышались кучи засохшей глины и лишь кое-где едва держались на столбах-опорах просевшие крыши, он рассказывал, чьи дома там стояли… Но как ни велико было бедствие корасконцев, на улицах, еще покрытых влажным илом, уже с веселым криком и смехом бегали и играли дети. Гулгун улыбнулась, задумчиво глядя на них, и машинально, незаметно для остальных, легонько провела ладонью по своему животу. Да, никакие трагедии, никакие утраты не могут убить в детях жизнерадостность. Детство остается детством. Муж и председатель колхоза, разговаривая, отдалялись, а она все смотрела на резвившихся ребятишек. «Да не увидеть вам больше горя», — подумала она и пустилась догонять беседующих на ходу мужчин.