Садовников, увидев двух стариков, сразу же догадался, с чем они к нему пожаловали. Да и трудно не догадаться, если с первого дня стройки к нему идут и идут люди из близлежащих и дальних кишлаков. Сегодня утром уже побывали представители из Багистана, Бурчмуллы.
Едва начальник стройки заговорил, аксакалы почувствовали, что он прост в обращении, душевен. И этим сразу расположил к себе. Садовников сам придвинул к столу несколько стульев и жестом пригласил всех сесть. В кабинете присутствовало человек десять. Все заняли места, умолкли, выжидательно глядя на начальника. А он взял со стола тоненькую палочку и откинул скатерть. И старики увидели самые настоящие горы и реки между ними, только такие маленькие, что на столе уместились.
— Вот здесь сливаются Чаткал и Писком, — Садовников провел указкой по блестящим извилистым полоскам, сделанным из стекла. — А выше в Чаткал впадает Коксув. Вот она, эта речушка. Узнаете?
— Да, да, узнаем, — закивали в лад, приободрившись, оба аксакала.
— А это — старый бревенчатый мост, прозванный местными жителями Эшак-куприк, то есть «Ишачьим». Верно? — Георгий Исаевич прекрасно говорил по-узбекски. Трехлетним мальцом приехал он с родителями в Ташкент, рос, играл с узбекскими ребятишками, с ними делал набеги на бахчи, когда поспевали арбузы и дыни, бегал но садам, виноградникам. На голове носил тюбетейку и так загорел, что трудно было бы его отличить от махаллинских мальчишек, если б не веснушки да выгоревшие, как пакля, волосы.
— Верно, «Ишачий» и есть, — подтвердил Милтикбай-ака. — На нем только на ишаке и можно проехать. И то скрипит, качается, вот-вот, глядишь, развалится.
— Верно, — кивнул Чоршанба-ота.
— Баракалла! Вот и хорошо!.. Теперь глядите сюда. На этом месте, между горами Конгир-Бука и Аскартаг, мы возведем плотину высотою в сто шестьдесят восемь метров. Чирчик будет перекрыт. — Георгий Исаевич решительным жестом положил поперек русла указку. Вода по эту сторону плотины поднимется и образует море. Настоящее море! В нем приживутся превосходные виды рыб, а поверхность будут бороздить суда… Мы сможем оросить сто тысяч гектаров засушливых земель Ташкентской области. Расширим площадь хлопковых полей и посадим новые сады…
А внизу, вот здесь, построим электростанцию. Работа рассчитана на несколько лет. Строительство имеет всесоюзное значение. Со всех концов страны к нам приезжают квалифицированные рабочие. Но особенно много местных. Вот он, товарищ Мингбаев, тоже из местных. — При этих словах Гулгун бросила молниеносный взгляд на Караджана. — Он инженер. Думаете, если бы что-нибудь угрожало жителям Чаткальской долины, товарищ Мингбаев не вмешался бы?.. А сотни парней и девушек из окрестных селений? Разве они трудились бы с таким энтузиазмом, если бы не были уверены, что плотина принесет их краю процветание?.. Вместе с ними трудятся русские и татары, таджики и киргизы, казахи и армяне. Цель же у всех одна — сделать еще лучше жизнь нашего народа. Все вместе мы будем стараться закончить строительство в срок. Нам с вами поручили это задание партия и правительство. И мы его выполним.
Чоршанба-ота не сводил глаз с Садовникова. Его манера говорить не спеша, четко выговаривая каждое слово, и временами делать паузу, чтобы оглядеть присутствующих и убедиться, что они хорошо его понимают, напомнили старому аксакалу Юлдаша Ахунбабаева, с которым ему не раз доводилось видеться. Даже внешне этот человек чем-то напоминал первого президента республики. В тридцать пятом году на встрече со строителями межколхозной гидроэлектростанции Ахунбабаев точно так же стоял с указкой около макета и говорил о важности, грандиозности начатого строительства. Теперь эта электростанция кажется крошечной и неказистой. А тогда… Эх, как быстро бежит время и как оно меняет людей. Гляди-ка, как выросли наши возможности!.. Да-а, Чоршанбе-ота посчастливилось тогда присутствовать на встрече с Ахунбабаевым, который и сейчас перед его глазами словно живой…
Видя, как внимательно слушают его прибывшие из кишлака люди, начальник стройки подробно рассказал им о работах, которые уже развернуты, и о тех, которые еще предстоит начать. Ни жестом, ни словом он не дал им понять, что спешит, что времени у него в обрез.