— А если Гульбаданхон узнает? — усмехнулся Караджан.
— Чучело из меня сделает, набив мою шкуру соломой! — хохотнул Хазратов. — Но надо уметь обстряпывать такие дела. Хочешь наслаждаться прелестями жизни — иного выхода нет. Все время надо быть начеку… А помните, дружище, на свадьбе у… как его… Абдуманнопа, что ли, вам одна девица приглянулась? Ну и как? Вы с ней уже того?.. Ха-ха…
Караджан сразу насупился и, взяв фужер, отпил минеральной воды. Хазратов посмотрел на его шрам и крякнул понимающе и сочувственно. Спеша отвлечь гостя от невеселых мыслей, продолжал:
— Эта Обакихон приехала из своего кишлака с одним чемоданом. Я поселил ее в двухкомнатной квартире. За какой-то год она заполнила апартаменты мебельными гарнитурами, коврами, холодильник купила, телевизор! Оббо, ну и любит вещи…
— Значит, в Намангане познакомились? — с какой-то злостью спросил Караджан. В его глазах промелькнули недобрые огоньки. Упоминание о Гулгун окончательно испортило ему настроение.
— Та-ам!..
— Вы тут весело беседуете с женой, милуетесь, смеетесь, а она сидит в одиночестве, мучается, все на что-то надеется! А в Ташкент ведь ради вас приехала, сами говорите…
— Тсс, — Хазратов приложил палец к губам. — Ради меня приехала, а как же, — горделиво подтвердил он и погладил выпяченный сытый живот.
— И вам не жаль ее?
— Да, дружище, вы правы, судьба у таких женщин — не приведи аллах! Порой даже боюсь, что она или утопится из-за меня, или отравится. Нет, что ни говорите, женщины нас любят сильнее, чем мы их.
— Я ей сочувствую, бедняжке.
— При чем тут мы, если бог наделил ее красотой, а ума не дал. Хочет жить в веселье да развлечениях, утопать в роскоши, вот и расплачивается. Наряды ей только импортные подавай. Что они, такие женщины, считают высшим счастьем? Руки в дорогих браслетах, перстнях, рядом сильный, симпатичный мужчина вроде меня — вот их счастье! Предел мечтаний!..
— И вы, сильный, симпатичный мужчина, не преминули воспользоваться этой женской слабостью?
С минуту Хазратов смотрел на Караджана ошарашенно, потом его глаза сузились в щелочки, и он с ехидной улыбкой произнес:
— Но ведь и вы не ангел, и знаете это не хуже моего. Помнится, в студенчестве с вами приключилась презабавная история, вызвавшая шум во всем институте. — Киемходжа подмигнул и насмешливо улыбнулся.
Караджан сидел, облокотись о стол и, потирая лоб, силился вспомнить стихи Амира Равнака.
Прав поэт, и среди доброго людского племени есть такие, в ком душа черна, как воронье крыло. Одни хоронятся, другие хитрят, и все-таки каждый из них виден насквозь.
Случайно ли напомнил Хазратов про те давние дни, о которых Караджан не может думать без боли и содрогания? Нет. Хазратов ничего не делает случайно. Он уже второй раз напоминает ему о Наиме. В первый раз, словно бы шутя, завел этот разговор при Садовникове. Заметив, что Караджан смешался и покраснел, он смеясь хлопнул его по плечу: «Шучу, дружище, шучу!» Но посмотрел так, что Караджан сразу понял значение его взгляда: «Ты, Мингбаев, не кичись, что фронтовик, и знай свое место! А не будешь паинькой — все проведают, в какой неприятной истории ты был замешан! Так-то…»
Вспомнив этот случай, Караджан резко поставил бокал и исподлобья посмотрел на Хазратова. Ему казалось, что не коньяк он пил, а яд. Захотелось встать и уйти. Так бы и поступил, если бы не боялся обидеть очаровательную хозяйку, приложившую немало усилий, чтобы так искусно накрыть стол. Закон гостеприимства обязывает привечать и врага, если он пришел в твой дом. Но и гость должен следовать правилам приличия. Закон одинаков для всех. И Караджан еле удержался, чтобы не напомнить Хазратову о козле, который вечно ходит с задранным хвостом, обнажив свой срам, и никто этого не замечает. А барану стоит только раз неосторожно взбрыкнуть хвостом, как дурная слава о нем тут же расходится по всему свету.
Гульбадан принесла в глиняном блюде янтарно-желтый пахучий плов с лежащими поверх него кусочками казы. Хазратов наполнил рюмки коньяком, проливая на стол, и громко продекламировал: