Никому не хочется расставаться с этим миром, но рано или поздно час пробьет. Прежде Файзулла Ахмедович никогда не думал об этом. А теперь то и дело возвращался к мыслям о быстротечности времени, о хрупкости человеческой жизни, неотвратимости старости и беспомощности, которую она несет с собой. В такие дни он с утра до вечера хмур. Мархаматхон, думая, что ему занедужилось, в тревоге суетится, предлагает лекарства, вызывая еще большую досаду. И он уходит со двора, чтобы прогуляться по улице, над которой спокойно шелестят листвой вековые чинары. Встречные махаллинцы, увидев этого высокого человека в больших круглых очках, неестественно увеличивающих его чуть выпученные глаза, останавливаются, справляются о житье-бытье, о здоровье. И, отойдя в тень, он подолгу беседует с ними, поглаживая пушистые седые усы. «Седина в усах и бороде — предвестница конца жизни, — говорит он с печалью в голосе и качает головой. — По весне трава свежа и сочна, оглянуться не успеешь — а на ней уже предзимний иней…» В ответ на ободряющие слова ему хочется возражать, спорить, но он помалкивает. Подспудно понимает, что плетет этакую ересь из-за дурного настроения. Пройдет день-два, и он сам будет разубеждать в этом своих друзей, впавших в уныние и пессимизм. Ему становится неловко за себя. Распрощавшись, идет дальше, стараясь шагать бойчее и делая вид, что трость прихватил с собой лишь для форсу. Возвратясь домой, он немедленно объявляет беспощадную войну собственному брюзжанию и привередливости. Ставит на проигрыватель любимые пластинки, извлекает из шкафа и начинает перелистывать альбомы с репродукциями картин видных художников или берет с полки книгу Амира Равнака и перечитывает его стихи. И постепенно душевное равновесие восстанавливается. Тогда весь он светится добротой, весел, энергичен. В конце концов садится за письменный стол, требует крепкого чаю и углубляется в работу.
Нет, никто не может сказать, что жизнь он прожил впустую. Кое-что успел сделать. Не случайны все эти награды, степени… Счастлив и в личной жизни: две взрослые дочери и сын. У старшей дочери уже свои дети, его, стало быть, внуки. Словом, есть чем гордиться. Теперь бы только и радоваться. Но оглянулся — а жизнь-то прошла. Даже в мыслях порой нет ясности, какой-то туман в голове. И от сознания того, что никогда-никогда уже не быть таким, каким был двадцать — тридцать лет назад, на сердце вновь начинают скрести кошки. Эх, как неверная женщина, покинула его молодость, а вместо нее стоит рядом старуха смерть. Взять бы вот эту тяжелую трость, инкрустированную серебром, да огреть ее, прогнать, настырную, на край света, чтоб не скоро воротилась, и жить себе спокойненько, доделать то, что еще не успел. Да и можно ли осилить все, что задумано? Куда там, столько забот, замыслов! А тут врачи советуют ехать на курорт, отдыхать, лечиться…
Врачей Файзулла Ахмедович теперь, конечно, не избегал. Но и следовать слепо их рекомендациям не собирался. Когда начинали пошаливать нервы, умел взять себя в руки — много ли проку от лекарств! Куда целительней чистый, без всяких городских примесей воздух да сельская тишина. Взять бы да укатить в какой-нибудь кишлак. Нет, без родных мест ему не прожить…
В один из вечеров Файзулла Ахмедович при свете настольной лампы работал за письменным столом. Мархаматхон тихонько поставила перед ним чайник с крепким чаем и хотела удалиться. Но он взял ее за руку и, усадив рядом на стул, пустился в рассуждения:
— Удивляюсь я некоторым нашим знакомым! Бешеные деньги тратят, чтобы побывать на Кавказе да в Крыму. А под самым боком места, которым нет равных в мире… К тому же два-три дня готовься в дорогу, укладывай чемоданы. Еще день уйдет на то, чтобы лететь да устраиваться на новом месте. А пока привыкнешь, пока акклиматизируешься? Не заметишь, как пролетит полмесяца, — а там уже надо готовиться и в обратный путь. Тут новая забота — ищешь, что бы купить в подарок родным и знакомым. Берешь чемодан, мчишься в аэропорт — теперь жди благоприятной погоды, чтобы вылететь. Вон сколько всякой мороки! И все из-за того, что забыли о настоящем рае, расположенном подле самого Ташкента! Поезжай в Чарвак — перед тобой как на ладони откроются цветущие и благоухающие долины Угам, Писком, Коксув, Чаткал, Чимган, а дальше, уже по ту сторону Чаткальской гряды, предстанут во всей красе Облик, Охангаранская и Кулбулакская долины! Интересно, знают ли наши знакомые, как сладок воздух тех мест, как восхитительна природа, какой ни в одном другом уголке земного шара нет?! Удивляюсь я и нашему поэту Амиру Равнаку: у самых его ног такие места, а он то Венецию, то Париж восхваляет!.. Кто-то сказал, что один из семи раев — в долине Охангаран. Ничего подобного, все семь раев — в наших горах!