Гулгун, решив, что мать теперь обойдется и без нее, предложила Таманно прогуляться. Она позвала еще двух подружек, чтоб было веселее. Следуя друг за дружкой по узкой тропке и громко разговаривая, они спустились к реке. Гулгун показала девушкам тихие заводи, где можно было увидеть сонных рыб. Примолкнув, они сидели некоторое время на теплых еще камнях, вглядываясь в воду. Потом Гулгун еле приметной тропкой, огибающей огромные обкатанные валуны, повела их вдоль берега. Она была очень рада, что к ним наконец приехал с семьей друг со отца, о котором столько слышала. Ей хотелось показать Таманно все, что нравилось самой: сад, где она своими руками срывала с веток грозди черешни, инжир, абрикосы; тихие теплые заливы у реки, где она и ее подружки, укрывшись от любопытных глаз, плавали, резвились, оглашая высокие каменистые берега смехом и громкими голосами; лужайки, где только она собирала цветы да пчелы искали мед. А недавно Гулгун обнаружила в зарослях нору, возле которой резвились три пушистых рыжих лисенка…
Они вернулись, когда небо уже усыпали яркие звезды. Соседи по одному, по двое расходились, а Санобархон, отворив все окна настежь, стелила постели.
Утром один из родственников Милтикбая-ака прислал человека с приглашением в гости. Жил он на отшибе, неподалеку от речки Наволисай. Но когда зовет почтенный человек, отказывать не положено. Отправились пешком. По пути завернули в сад и поели фруктов, ополаскивая их в роднике, бьющем из-под скалы. Милтикбай-ака подвел гостей к краю высокого обрыва, и они долго стояли здесь, не в силах оторвать взгляда от долины, которая была видна как на ладони.
Посланец родственника Милтикбая-ака торопил, сетуя, что остынет угощение, и все же Милтикбай-ака увлек Амира Равнака в глубину зарослей джиды и шиповника, за которыми на большой поляне были расставлены его ульи. Ему нравилось беседовать о пчелах и их трудолюбии с людьми, знающими в этом толк. А к Амиру Равнаку Милтикбай-ака сразу же почувствовал симпатию еще вчера вечером, когда тот прочел свое стихотворение о пчелах.
Файзулла Ахмедович и Санобархон, тихо беседуя, ушли вперед.
— Мы с Милтикбаем-ака еще до войны влюбились друг в дружку, а поженились уже после войны, когда он вернулся, — рассказывала Санобархон. — Милтикбай-ака часто вспоминал вас, хвастался, что его фронтовой друг стал известным ученым…
Они остановились, поджидая Мархаматхон с Гулгун и Хайрулло.
— Ну как, вам понравился наш кишлак? — спросила у них Санобархон.
— Очень! — сказала Мархаматхон. — В таком красивом месте живете! Я и не предполагала, что Сиджак — настоящий райский уголок. Когда Файзулла-ака говорил мне об этом, я не верила.
— Постройте себе дачу здесь. Найдем для вас место.
— О, если бы!.. — смеясь, воскликнула Мархаматхон и взглянула на мужа, но тот, увидев появившихся из зарослей Амира Равнака и Милтикбая-ака, пошел им навстречу, беспокоясь, не переутомила ли приятелей дорога.
Родственник Милтикбая-ака встретил гостей с распростертыми объятиями. На балахане был накрыт дастархан. Поднялись туда по высокой лестнице с широкими ступенями, держась за перила. Отсюда тоже можно было любоваться долиной Пискома, подернутой голубоватой дымкой. Хозяин, видно, специально решил принять гостей здесь: ведь то, что человек вкушает, быстро забывается, а что понравится взору, не выйдет из памяти вовек.
— Хороший обычай у здешних людей строить высокие балаханы, — сказал Музаффаров, поворачиваясь то в одну, то в другую сторону. — Красота-то какая! Наверное, здесь писал свои пейзажи Тансикбаев.
— Вы правы, Тансикбаев воспел в своих полотнах наш край, — поддержал Амир Равнак. — Но даже его волшебной кисти не под силу передать вкус этого воздуха, сладость воды, сердечность людей. О, найду ли я слова, чтоб выразить все это!..
— Найдете. На то вы и поэт, — вступил в разговор Милтикбай-ака.
— Если б понемножку всего этого увезти с собой! — рассмеялся Амир Равнак.
— А вы, дружище, переезжайте сюда, — предложил ему Милтикбай-ака. — Хотите, у нас будете жить, а хотите, в другом месте подберу для вас хороший дом. Буду медом кормить. И вы найдете те самые слова, что вам нужны, и напишете свои лучшие стихи!
— Хвала вашей щедрости! Если суждено, пренепременно побываем у вас еще раз.
— Пожалуйте, пожалуйте, берите, угощайтесь, — уже в который раз говорил хозяин.
Музаффаров молчал, уйдя в себя. Он переживал удивительное состояние. В городе на него словно давили со всех сторон стены, он задыхался, нервничал, раздражался по всякому поводу, а приехал сюда, и его словно подменили. Дышалось легко. Даже пройдя такое расстояние пешком, он не чувствовал усталости. Со вчерашнего дня его не покидает хорошее настроение, будто случилось что-то радостное. Ласков с женой, с детьми. Таманно заметила происшедшие с отцом перемены и сначала удивилась, а потом поняла. В какой-то книге она читала, что уставшие пожилые люди, оказавшись у моря, в горах или в степи, снова начинают чувствовать бодрость и прилив сил. Видимо, так и отец.