— Я тебе дам «забываю»! А ну, живо вспомни, что она еще говорила?
— Ничего вроде… Да, сказала, что в Ташкент собирается.
— Зачем, не знаешь?
— У них нынче какие-то знакомые гостят из Ташкента. К ним, должно быть.
Караджан вынул сигареты, сунул одну в рот, предложил и Абдуманнопу. Закурили.
— А что за знакомые? — спросил Караджан, выпуская дым.
Абдуманноп пожал плечами.
— Я ее встретил на улице. Шла с парнем и девушкой…
— С парнем? Что за парень?
— Представила как сына друга своего отца.
— По-нятно, — с расстановкой произнес Караджан, отведя в сторону взгляд и закусив губу. — Ты, джигит, обрадовал меня вначале, а потом оглоушил…
— Я подумал, вам лучше знать об этом… Ладно, Караджан-ака, я поеду…
— Поезжай, братец, поезжай. Спасибо тебе, — рассеянно бросил Караджан, но, как только самосвал взревел и рванулся с места, просыпав с шумом щебенку, он бросился вслед и закричал: — Стой, стой, растяпа!
Машина остановилась, и Абдуманноп высунулся из кабины, от недоумения округлив глаза.
— Какого черта не закрываешь как следует кузов! — напустился на него Караджан. — Половину щебенки по дороге теряешь! — Не дослушав извинений шофера, спрыгнувшего на землю, чтобы убрать камень, заклинивший борт, махнул в досаде рукой и решительно зашагал к ближнему спуску с плотины. Караджан спешил в гараж. Может быть, еще застанет там свободный газик.
Караджан мчался сломя голову. Горная дорога требовала крайнего напряжения. К Сиджаку он подъезжал, чувствуя себя усталым и выдохшимся, как марафонец у финиша. Еще два-три поворота, и впереди блеснет излучина Угама. На правом берегу его он увидит глинобитные дома, ступеньками взбегающие вверх по склону, кудрявому от садов. Караджан прибавил было газу, но тут же резко надавил на тормоз. Из-за покатого края горы, за которую, вильнув в сторону, убегала дорога, медленно выехали белая «Волга» и «Москвич». Караджан машинально взял вправо, почти вплотную прижав свой газик к невысокому обрыву, от верхнего края которого полого уходил вверх травянистый склон, но тут же круто повернул руль и поставил машину поперек дороги. Интуиция вдруг подсказала ему, кто едет. Не выключая мотора, он вышел на дорогу, встал, широко расставив ноги, поджидая, когда приблизятся автомобили с ташкентскими номерными знаками.
Из остановившейся «Волги» высунулся водитель в лихо заломленном набок берете и что-то прокричал, протестующе размахивая рукой, но обезоруживающая приветливая улыбка, с которой подошел к нему этот странный человек со шрамом, заставила его умолкнуть на полуслове.
— Извините, — сказал Караджан, наклонясь и разглядывая сидящих в салоне. — С вами едет моя сестренка, а мы с ней не попрощались.
— Она в той машине, — примирительным тоном сказал пожилой водитель и, с головы до ног окинув незнакомца взглядом, кивнул назад.
Гулгун узнала Караджана. Невнятно буркнув: «Это наш родственник», — она вылезла из машины и уже шла ему навстречу. Таманно и Хайрулло переглянулись: верить или не верить? Стала бы она так краснеть, если бы встретила родственника?.. А «родственник» не мешкая взял ее под руку и повел за поворот, откуда они только что выехали. Понятно, подальше от их глаз. Хайрулло беспокойно заерзал на сиденье и повернул зеркальце заднего вида так, чтобы не терять их из виду. Но они скрылись за уступом горы. Хайрулло досадливо вздохнул, нажал на автоматический прикуриватель и полез в бардачок за сигаретами.
— Меня ведь ждут, — сказала Гулгун, останавливаясь. — Неприлично уходить далеко…
— Подождут, — произнес Караджан, мучительно подбирая слова и собираясь с духом, чтобы решиться сказать все, что хотел. Или сейчас, или никогда. Такого случая может больше не представиться. — В Ташкент, значит? — спросил он.
— Ага. Буду в мединститут поступать. А поселюсь пока у Музаффарова. Это приятель моего отца, они на войне подружились. — Гулгун говорила быстро, словно боялась, что не успеет всего сказать. Она прижала руку к груди, чтобы унять сердце, которое билось неровно, торопливо: от радости ли, что увиделась наконец с этим хмурым, добрым человеком, или неловкости, что должна спешить.
По ту сторону склона раздались автомобильные гудки. И она, вздрогнув, освободила локоть, который он все еще осторожно сжимал.
— Мне пора, Караджан-ака, — и отступила на шаг, другой, не сводя с него глаз.
Он взял ее за обе руки.
— Не уезжайте, Гулгун.
— Я же… Я же учиться еду.
— Если вас тут не будет, горы для меня опустеют, обратятся в пустыню. Я сегодня только… Нет, сию минуту осознал в полной мере, что люблю эту землю, это небо, эти реки, потому что здесь живете вы! Не уезжайте, прошу вас…