Ее брови горько изломились, а в глазах появилась растерянность. Она медленно подняла руку и ласково провела ладошкой по его щеке, на которой был шрам.
— Я же вернусь, Караджан-ака. — Она улыбнулась, хотя глаза ее заволокла печаль.
Он поймал ее руку и прижал к губам. Сдавленным от волнения голосом сказал:
— Я вас люблю, Гулгун. Не хочу потерять…
Она вдруг прижалась лицом к его груди, еле слышно произнесла:
— Я вернусь… К вам вернусь… К вам…
И он торопливыми поцелуями стал покрывать ее волосы, пахнущие цветами, которые она собирала на своих лужайках, глаза, которые она прятала от смущения, отыскал губы… Она стояла, опустив руки, и не противилась. И тогда он понял, что она тоже его любит. Любит! Он обнял ее, прижал к себе, задыхаясь от свалившегося на него счастья, ясно чувствуя толчки ее сердца и своего собственного, они словно бы хотели пробиться навстречу друг другу, чтобы слиться воедино.
Опять резанули слух сигналы автомобиля. Словно кто ножом провел по сердцу Караджана. Гулгун, приходя в себя, мягко высвободилась. Улыбнулась, поправляя волосы, и быстро зашагала обратно. О, как она была красива в эту минуту! Белое платье с короткими рукавами и эта высокая прическа, которая еще только начала входить в моду! Видимо, девушка из города посоветовала ей так причесать волосы.
Караджан догнал Гулгун. Наклонясь к ее уху, зашептал:
— Я завтра же поеду к вашим родителям!.. До сих пор не решался, а завтра… Я самый-самый счастливый человек, Гулгун.
Увидев подругу, Таманно открыла дверцу, и Гулгун юркнула в нее, как влетает ласточка в отворенную форточку. Она была румяна и улыбалась, глаза сверкали.
— Счастливо! — сказал Караджан, проходя мимо.
Хайрулло буркнул в ответ что-то невнятное, а девушки помахали рукой.
В «Волге» сидели, как Караджан заметил, пожилые солидные люди, и с ними ему, пожалуй, следовало объясниться. Он отворил заднюю дверцу и сказал:
— Извините, пожалуйста. Мне с моей сестренкой непременно надо было сегодня повидаться.
Караджан откатил газик на обочину и опять вышел на дорогу. Он долго смотрел вслед автомобилям, оставляющим позади клубящийся хвост пыли, смотрел, пока они не скрылись с глаз. Эта встреча с Гулгун за одну минуту пустыню его сердца обратила в цветущий сад. Насколько же прекраснее теперь и эта земля, и лучезарнее небо! Просто удивительно, как он мог жить, не зная о Гулгун?! Он взбежал вверх по склону, путаясь ногами в высокой траве, оскальзываясь, остановился, широко разведя в сторону руки, и крикнул во всю мочь своих легких:
— Эге-ге-гей, го-ры-ы! Я люблю Гулгу-у-ун!
И горы отозвались:
— Люб-лю-у… Гул-гу-ун…
Конечно, они тоже любят Гулгун. Она же здесь родилась и выросла. Разве могут горы не любить ее!
Со стороны карьера донесся взрыв, и глухой гул прокатился далеко в горах. Караджан взглянул на часы и быстро, перескакивая через камни, стал спускаться к машине.
XIV
И ОНИ ТУТ КАК ТУТ…
Киемходжа Хазратов несколько раз приезжал в Чарвак, и Караджан об этом слышал, но, находясь все время на плотине, не мог с ним увидеться. А когда они встретились в коридоре штаба перед совещанием, оказалось, что Хазратов уже неделю работает на стройке. После обмена рукопожатиями Киемходжа повлек его в конец коридора к окну и, вынув пачку «Золотого руна», предложил закурить. По коридору гулял сквозняк, и дым тонкой струйкой убегал в открытое окно. После каждой затяжки Киемходжа стряхивал пепел за подоконник. Как бы между прочим он сказал, что назначен на должность заместителя главного инженера и ему вменяется в обязанность обеспечивать все участки строительными материалами, а строящийся городок — продуктами питания. Он заметил это вскользь, но при этом сумел — интонацией, ироничной улыбкой и чуть приметным чванством, которое на себя напускал, — подчеркнуть свое превосходство, так что легко читались его мысли: «А я рангом все же выше вас, любезный!..»
По коридору сновали инженеры, прорабы и исчезали в кабинете Садовникова. Деревянный пол гулко громыхал под их шагами.
В дверь выглянула секретарша и сказала, что совещание уже начинается. Киемходжа придержал Караджана за локоть и сказал, прищурясь, с оттенком укоризны в голосе:
— Не захотел ты, дружище, замолвить за меня словечко Георгию Исаевичу и Шишкину. Но нашлись добрые люди и без тебя…
— Думаю, столь добрые, что их слово для начальника строительства весомее моего, — улыбнулся Караджан.