— Разумеется! — сказал Киемходжа и, опередив собеседника, вошел в дверь кабинета, где, передвигая стулья и тихо переговариваясь, рассаживались приглашенные на совещание специалисты.
В первые дни Киемходжу Хазратова можно было видеть то на разгрузочной базе, то на лесоскладе. Держа под мышкой потертый желтый портфель, он расхаживал среди штабелей досок, бревен, железных и бетонных труб, мешков цемента. Он поставил себе за правило не доверять поставщикам и самолично вел учет, проверял документацию. Но очень скоро ему надоело это занятие, и он перетащил из Ташкента своего дружка Сапчабашева. Назначив его главным экспедитором, всю «пыльную» работу взвалил на его плечи. Немалого труда стоило ему убедить Садовникова в необходимости такого пробивного человека, который сумеет летом снег раздобыть, а зимой — перепелиные яйца. И теперь, имея под рукой Ишларбека Худайбергановича Сапчабашева, он мог спокойно посиживать в своем чистеньком кабинете, подписывать бумаги и отдавать распоряжения. Секретарша уже усвоила, что ему нравится, когда она время от времени приносит крепко заваренный чай. Он сажает ее напротив себя, наливает ей и себе и угощает ее конфетами в красивых обертках. Мило беседует и смотрит, словно кот на сало… Такие конфеты девушка пробовала впервые. Да и сам он, Хазратов, еще не ел подобных. Их может раздобыть только Ишларбек Худайберганович Сапчабашев. О, этому экспедитору и не такое под силу. Не человек — клад. Само провидение свело их.
Когда секретарша уходила, он смотрел на прикрытую ею дверь и горячо потирал ладони. Так он поступал, если собирался предпринять что-то такое, от чего ему была прямая выгода. «Надо сказать Сапчабашеву, чтобы раздобыл хонатлас для этой девочки», — подумал он и облизнул губы, ухмыляясь.
Хазратову было известно, что кое-кто из близко знающих экспедитора людей называет его не Ишларбек, а Шиларбек[4], что конечно же только подчеркивает необходимые практичному человеку достоинства.
Познакомились Хазратов и Сапчабашев случайно.
Ишларбек и пять-шесть его приятелей, отъехав подальше от Ташкента, чтобы ненароком но попасться на глаза недоброжелательным знакомым, уютно устроились в ходжакентской чайхане под вековыми чинарами и услаждали себя крепкими напитками и пловом. Недавно Сапчабашева за махинации хотели предать суду, но он всеми правдами и неправдами сумел отделаться. Его уволили с работы — и только. Благополучный исход дела и решили отметить небольшим пиршеством под сенью этих прекрасных чинар. Собрались те, кто ему сочувствовал, поддерживал, помогал. Но Сапчабашев все еще не оправился от испуга, и настроение у него было не ахти какое. Подвыпившие друзья его успокаивали, хлопали по плечу, советовали не горевать: была бы шея, а ярмо всегда найдется. Ишларбек улыбался, кивал, соглашаясь, а на сердце становилось тоскливо при мысли, что вряд ли он теперь найдет такую выгодную работу, какая у него была. Потому что он не из тех, кто всовывает свою шею в ярмо. Это туполобым волам дано ходить всю жизнь в ярме. А он, Сапчабашев, поищет занятие по себе… Он поддакивал пьяным разглагольствованиям сотрапезников, устремив осоловелый взгляд на дорогу, по которой беспрестанно двигались с гулом огромные самосвалы с арматурой, бетоном и лесом; миновав мост через Чирчик, они натужно взвывали, поднимаясь по дороге, уводящей в горы. Обгоняя этих медлительных силачей, нет-нет да и промелькнет голубенький чистенький грузовичок-фургон с надписью на борту «Снаб» или «Пищеторг». Ишларбек блаженно улыбался; эти аккуратные машины вдруг начинали казаться ему то упитанной коровой с полным отвислым выменем, то дойной кобылицей, и он тотчас тянул руку к касе, полной кумыса, и, вытягивая губы, всасывал в себя живительный напиток.
Своими сравнениями он потихоньку поделился с сидевшим поближе приятелем. Тот захохотал:
— Мы вначале от кого-нибудь слышим о «жирном месте» и потом идем туда, а вы сразу его видите! В этом ваше преимущество, дорогой!
— Наш Шиларбек зорок, как ястреб! — заметил другой приятель.
— Ястреб? — обиделся Сапчабашев и поморщился. — Никакой я не ястреб! Я не охочусь за мышами и воробьями. Я — орел! Беркут, который может поднять в облака барана. Так-то…
Все согласно закивали головами. Один из них, захмелевший меньше остальных, кося глазами по сторонам, недовольно заметил, что они чересчур разболтались, а тем временем плов стынет на блюде. Все взяли пиалушки с водкой, и кто-то предложил тост:
— Да не убудет никого среди нас и места наши всегда останутся под нами!