Ишларбек слушал молча, держа в ладонях сухонькую горячую руку матери, не перебивал ее, а сам думал: «Голоден волк или сыт, все равно все считают, что его пасть в крови. И что с того, если иной раз и оближешь палец, которым мешаешь мед…» Однако здесь, в Чарваке, еще никто не взглянул на Ишларбека Худайбергановича с недоверием. Напротив, и Хазратов, и другое начальство видят, что он готов последний чапан продать, лишь бы угодить. Все, кто побывал у него в доме, знают его как самого хлебосольного хозяина. Ни разу еще гости не уходили от него недовольными. Нет, тут он с первого дня подобрал ключик к сердцу нужных ему людей. Тут его уважают. Не то что там, где он до этого работал. Там кое-кто вроде бы в шутку, а тыкал в глаза: «Ты не Худоберганович — Богомданный, а Худоурганович — Богомбитый!..» Сперва эти подковырки обижали его, из себя выводили. А потом привык и махнул рукой. И сам заодно с шутниками посмеивался. «Я атеист, — говаривал он. — Ни бога не признаю, ни черта. Болтайте что хотите! Я и не данный богом и не битый им. Я состою из материи…»
В субботу, как всегда, Караджан уехал после работы в свой кишлак. Повез матери кое-каких продуктов из поселкового магазина, а самое главное — «девяносто пятого» зеленого чаю, который она столько времени просила. Когда он уезжал, она всякий раз напоминала, чтоб не забыл. Кто-то сказал ей, будто этот чай очень полезен, а у старых людей как рукой снимает тяжесть прожитых лет. Попив его, они опять становятся бодрыми, словно молодые. И на этот раз Караджан вряд ли нашел бы чай, но как-то поделился своей заботой с Хазратовым. Тот рассмеялся: «Из таких пустяков делаешь проблему, дружище. Попроси Ишларбека Худайбергановича Сапчабашева, он тебе хоть птичье молоко достанет».
Как-то, встретив экспедитора на базе, Караджан вспомнил совет Хазратова. «А, чем черт не шутит, спрошу», — подумал он. И тот, как добрый волшебник, через два дня принес целых четыре пачки. И даже денег не хотел брать, но Караджан всучил ему насильно.
Вот уж обрадовалась мать подарку!
В Чарвак Караджан вернулся в воскресенье под вечер. Поставил машину в гараж и решил прогуляться по поселку. Солнце еще не село, но с гор уже лилась вечерняя прохлада. На улицах было людно. Караджан привык видеть рабочих в спецовках, и сейчас их обыкновенная повседневная одежда казалась ему празднично нарядной.
В посаженном этой весной сквере играла музыка. Люди прогуливались по песчаным аллеям с детьми.
У пивной будки стояла толпа. Караджан решил утолить жажду кружкой пива. Вдруг ему показалось, что его кто-то окликнул. Оглянулся и увидел спешащего к нему Хазратова.
— Очень хорошо, что я тебя встретил, — сказал Киемходжа, поздоровавшись с ним за руку. — Если ты свободен, идем со мной, не пожалеешь.
— Куда, если не секрет?
— Я всегда мечтал о друзьях, которые не спрашивают «куда», когда их зовешь. Идут за тобой, и все, хоть в огонь, хоть в воду, — засмеялся Киемходжа. — Но если хочешь, к Ишларбеку. Сегодня у него собираются друзья. Днем барана закололи.
— Мы с ним не настолько близки… Благодарю.
— Ты же со мной! — Киемходжа, зычно смеясь, хлопнул Караджана по плечу. — Он простецкий парень, вот увидишь… Для него самый большой праздник, когда приходят друзья.
Вечер у Караджана был свободен, и он, поколебавшись, согласился.
Ишларбек в полосатом новом халате, подпоясанном шелковым бельбагом, стоял у калитки и встречал гостей. Несмотря на яркий наряд, он показался Караджану вялым и подавленным. Глаза ввалились и были какие-то тусклые, пустые. Он проводил Киемходжу и Караджана в мехмонхану — комнату для гостей и вернулся к калитке. Один за другим приходили новые и новые гости.
Когда все собрались, Ишларбек сам подал на дастархан угощение, откупорил бутылки.
Всегда веселый и речистый, Ишларбек сегодня был не в настроении. Оказывая гостям внимание, он улыбался, но улыбка казалась неестественной. Вместе со всеми одну за другой выпил две пиалы водки, закусил. Потом встал и удалился в другую комнату. Вышел оттуда еще более мрачным.
Изрядно захмелевшие гости громко разговаривали, хохотали, пели песни. А хозяин только изредка вставлял слово. Было видно, что он сидит как на иголках. То и дело спохватывался и опять уходил в соседнюю комнату, плотно прикрывая за собой дверь.
Он вынес подушки и предложил гостям, потому что сидящим на полу иногда хочется вытянуть ноги и облокотиться о что-нибудь. Подсел к дастархану, просил угощаться, разливал водку. Но и в его позе, и в лице читалось какое-то напряжение, тревога. Он то и дело вздрагивал и смотрел на плотно закрытую дверь. Никто этого не замечал…