— Желаем вам счастья. Мы верим в победу испанского народа, — сказал Адриашенко, прощаясь.
Французский пилот с сомнением смотрел, как его пассажиры втискиваются в узкую кабину авиетки.
Подняв в приветствии руки, Луна, Дуарте, Льоренте, Тарасона и Фрутос отошли от самолета. Тарахтя мототором, авиетка медленно пошла на взлет. Когда до конца полосы оставалось меньше пятидесяти метров, машин;! неохотно оторвалась от земли. И тут же на аэродром обрушился огонь фашистских батарей…
Три часа безоружный, до предела перегруженный самолет шел низко над волнами Бискайского залива. Справа по курсу в туманной дымке угадывались берега Астуриии Басконии. Там теперь были фашисты… Несколько раз вплотную к авиетке подходили «фиаты» и «мессершмитты», но, увидя французские опознавательные знаки, отворачивали в сторону. Самолет шел над нейтральными водами…
Когда показался французский берег, Адриашенко, отняв у своих спутников пистолеты, выбросил их за борт.
В это время хрипло закашлял мотор: кончилось горючее. С ходу летчик направил машину к видневшейся впереди каменистой площадке. Ударившись о валун, авиетка накренилась и остановилась. Шасси и крыло были сломаны, но пассажиры не пострадали.
— Большего я не мог сделать, — извиняющимся тоном сказал пилот.
— Ты настоящий парень. Настоящий француз, — пожав ему руку, ответил Адриашенко.
Через двадцать минут после посадки они были арестованы полицейским патрулем и доставлены в комиссариат. При обыске у пассажиров авиетки не оказалось документов и никаких личных вещей. Только у Адриашенко нашли триста долларов, которые в последний момент сунул ему в карман Луна — на всякий случай.
— Кого ты привез во Францию, негодяй? — набросился на пилота полицейский комиссар.
Тот усмехнулся — ему это было не впервой.
— Комиссар, я советовал бы выбирать выражения. Это порядочные люди.
— Прошу соединить меня с советским полпредством в Париже, — требовательно произнес Адриашенко. — Разговор будет оплачен.
Он вынул несколько долларовых бумажек и положил их на стол.
Полицейский сразу стал любезнее.
— И еще, мсье комиссар, прошу, чтобы нам доставили еду. Со вчерашнего вечера мы ничего не ели.
Виктор Иванович положил на стол еще несколько бумажек.
Поздно вечером советские добровольцы приехали в Париж. Здесь Адриашенко узнал, что мадам Александра, о которой говорил пилот, была жена советского военно-воздушного атташе Александра Николаевна Васильченко. На следующий день Адриашенко вылетел в Валенсию…
«Ход конем»
На Бахаралосе ожидали Птухина и Агальцова. Но вместо знакомого всем «драгона» со стороны Сариньены показались четыре истребителя.
— Вот тебе на! Никак Антонов прихватил «фиата», — всматриваясь в приближающиеся самолеты, проговорил Рыцарев.
Тем временем подошедшие к аэродрому «чатос» легли в вираж. Тот, что летел выше «фиата» дал длинную очередь, и фашистский истребитель пошел на снижение.
— Смотри, какой послушный, — смеялись столпившиеся у стоянок летчики.
Заходивший на посадку «фиат» промазал. Взревев мотором, пошел на второй круг. И вновь перед его носом простучала пулеметная очередь.
Наконец фашист сел. К нему на «пикапе» бросились Рыцарев и несколько вооруженных механиков. Начальник штаба рукой показал летчику, в каком направлении ему рулить. «Пикап» медленно тронулся вперед, за ним «фиат», а по бокам — «чатос» Петровича и Кустова, замыкал кавалькаду Антонов.
В это время показались легковые машины. Из них вышли Птухин, Агальцов и Соня Александровская.
— Мы вас с воздуха ждали, а вы по земле, — удивился Серов.
— Пути начальства неисповедимы. А Антонов, как всегда, сюрпризы преподносит, — улыбнулся Агальцов.
— Да тут Кустов инициатор этого дела, — поспешил возразить Антонов. — Возвращаемся мы из патрульного полета. Я уже предвкушаю, чем нас майор Альфонсо потчевать будет, как вдруг вижу: над линией фронта «фиаты» летят. Идут таким четким строем, как на параде. Мы сразу смекнули, что это новички. А Виктор тут подошел вплотную ко мне, сигналит: «Вижу противника!» Полетное время на исходе, бензину маловато. Глянул я на Петровича, а тот едва из кабины не вывалился — смотрит на фашистов и тоже сигналит: «Давай атакуй!» Ну что тут делать? — развел руками Антонов.
— Атаковать, — подсказал Горохов.
— Спасибо, Лешенька, мы так и сделали, как ты советуешь. Идем от солнца, они нас не видят, а сами как на ладони. Вот когда я пожалел, что нас только трое. Дали мы по ним изо всех стволов. Одного сбили. Остальныев разные стороны. Я уже хотел своих ребят домой нести, но не тут-то было. Один «фиат» к земле прижался и как начал петлять! А к нему пристроился Кустов. Смотрю: батюшки, за ними и Петрович припустился. Все тpoe несутся на Сариньену, прямо к Грише Плещенко. Что делать? Бросился вдогонку за этой троицей. Умаялись мы основательно, пока фашиста успокоили. Прыткий…
— Хорош, хорош. И черный кот на борту нарисован, — Серов был явно доволен.
— Хорош, — согласился Птухин. — Вот что, Анатолий, нам с комиссаром нужна небольшая комната для беседы с сеньором итальянцем. Есть к нему несколько вопросов…
Когда вошли Птухин и Агальцов, итальянец стремительно вскочил со стула. Стукнув каблуками, он вытянулся в струнку. Его лицо покрылось мелкими бисеринками пота.
Сев за грубо сколоченный стол, генерал Хозе молча рассматривал летчика. «Одет во все новое. Волнуется. Чересчур подтянут. Видно, и вправду недавно здесь летает».
Вошла Александровская, передававшая Рыцареву привезенные из штаба документы.
— Спроси его, Соня, давно он в Испании? Где базируется их часть?
Соня повторила вопросы по-испански. Пленный молчал. По его недоумевающему, напряженному лицу Александровская догадалась, что он не понимает ее.
С трудом подбирая нужные слова, он наконец проговорил:
— Ио но абло эспаньол! Я не говорю по-испански! «Как же я буду переводить? Ведь в запасе у меня не больше сотни итальянских слов», — заволновалась Соня. И тут летчик быстро заговорил. Александровская с трудом разбирала отдельные слова.
— Просит жизнь ему сохранить. Что вас интересует, он все расскажет, — перевела она длинную тираду пленного.
— Скажи ему, что никто и не собирается его расстреливать. — Птухин вынул из планшета карту и развернул се на столе. — Спроси, что ему известно об аэродроме Гарапинильос?
При упоминании о Гарапинильосе офицер весь напрягся. Это не ускользнуло от Птухина.
— Почему он молчит? Что — не знает, где расположен Гарапинильос? — недовольно спросил он.
— Знает! Только язык от страха проглотил. Дрожит как лист осиновый. Ведь наши ребята в него даже и не стреляли: зажали и привели на аэродром, — Агальцов пожал плечами.
Итальянец вновь взволнованно заговорил.
— Не спешите, говорите медленнее. Вам ничто не угрожает, — мягко сказала переводчица. Птухин жестом подозвал летчика:
— Покажите, где Гарапинильос.
Офицер нерешительно шагнул к столу. Склонился над картой и указал пальцем место, где находится аэродром. Птухин поморщился: палец на мелкомасштабной карте закрывал довольно большую площадь.
— Укажите точнее, — терпеливо повторил Евгений Саввич, хотя сам отлично знал расположение этой крупной фашистской авиабазы.
Летчик карандашом сделал на полетной карте отметку. Птухин положил перед ним лист бумаги:
— Попроси его, Соня, начертить расположение самолетов на стоянках.
Но пленный без переводчицы понял, что от него требуется. Он быстро набросал схему Гарапинильоса, показав на ней стоянки бомбардировщиков, истребителей и другие объекты аэродрома.
— Если не врет, то густовато самолетов у фашистов. К чему бы это? — задумчиво произнес Агальцов.
— Его спросить нужно, — кивнул головой в сторону итальянца Птухин. — А может быть, он и не знает?
Но офицер знал многое. И главное: он утверждал, что завтра, 15 октября, на рассвете по республиканским аэродромам будут нанесены авиационные удары крупными силами.