В конце пробега «чато» резко развернулся. Наверное, повреждено шасси. Степанов быстро выключил контакты. Двигатель затих. Евгения охватило желание здесь же у истребителя лечь на землю и лежать неподвижно, пока не пройдет это чувство тяжести во всем теле. Потел дождь. Крупные капли падали на горячий капот мотора и с шипением испарялись. Прижавшись спиной к фюзеляжу, летчик стоял неподвижно, не в силах пошевелиться…
Рядом раздалась русская и испанская речь.
— Камарада Эухенио! — это был голос Энрике.
— Я тут, амиго! — откликнулся Степанов. В мокрых куртках подошли Серов, Антонов, Кустов и Горохов. Светя себе карманным фонарем, механик стал осматривать истребитель.
— Как Илья? — только и мог проговорить Степанов.
— Минут пятнадцать как сел. Все в порядке. Пьет чай. Давай в машину, чего под дождем мокнуть. В тепле поговорим, — скомандовал Серов.
Энрике тронул Евгения за локоть.
— Мой командир! — в его голосе была тревога.
— Ну что ты, Энрике? — остановил механика Серов. — Наговоритесь еще. Отрули истребитель на стоянку и приходи на командный пункт.
— Дайте, ребята, прикурить, — попросил Степанов. — Черт знает куда я дел зажигалку.
Закурив, он сел в машину рядом с Кустовым.
— Мы с аэродрома видели, как падал самолет, но не знали, кто валится на землю, — заговорил Виктор. — Сел Илья, а тебя нет и нет. Потом позвонили с поста ВНОС, докладывают, что видят воздушный бой над морем. Переволновались мы изрядно…
Заскрипели тормоза.
— Вылезай, приехали.
Из-за стола с радостным возгласом выскочил Илья.
— Наконец-то! — он крепко сжал плечи Евгения. — И впрямь нет ничего хуже, чем ждать и догонять. Сперва я «савойи» догонял. А вот тебя ждать, Женя, совсем тяжко было. Долго ты, брат, в ночи гулял.
— Так получилось, Илья. Значит, я не ошибся, что в воздухе были именно «савойи»?
— Они! Я двух бомберов встретил, но быстро из виду потерял.
— Видел твои трассы.
— Да что толку? — сокрушенно махнул рукой Финн.
— Толк есть. Фашисты убедились, что полеты к Барселоне — не увеселительная прогулка.
Сквозь тонкие стены домика слышны были шум мотора и громкие крики механиков.
— Ну, твою «шестерку» на место поставили. Теперь можно и выпить по рюмочке, — сказал довольный Серов. — Потом всем спать. Мы с Антоновым останемся до утра дежурить.
— Все готово, компаньерос! — весело провозгласил Антонов. — Извините за отсутствие сервиза.
— А где Гальярдо и Энрике? — спросил Анатолий.
— Где им быть — у самолетов возятся.
— Ну-ка, Алеша, одна нога здесь, другая там. Веди-сюда механиков! — приказал Серов.
Горохов выскочил на крыльцо. Через несколько минут в комнату вошли мокрые испанцы.
— Согрейся, Энрике. Тебе самая большая рюмка, — Серов протянул механику полный стакан. Энрике отрицательно покачал головой:
— Мне работать нужно Ой как много работы.
— Не убежит от тебя работа. Бери пример с Галь-ярдо — он от коньяка не отказывается. Так, Гальярдо?
Тот ничего не понял, но улыбнулся и, подняв над головой стакан, сказал по-русски:
— Ваше здоровье!
— Вот это молодец? — Серов хлопнул Гальярдо по плечу — Я добавлю: за здоровье и победу Евгения Степанова.
Евгения разбудил Алексей Горохов:
— Тебя ждут ехать на место падения бомбардировщика.
— А где он упал?
— До Барселоны всего три километра не дошел. В горах валяется, недалеко от шоссейной дороги.
В коридоре раздались грузные шаги, и в двери показался Серов.
— Встал?
— Как видишь.
— Вижу, вижу, — проворчал Серов. — Почему сразу не доложил, что истребителем ударил «савойю»?
Евгений пожал плечами. В начавшейся после посадки суматохе он действительно не успел толком рассказать Серову о всех перипетиях боя с «савойей». «Черт его знает, как докладывать? А может, еще и ругать будет за то, что стукнул фашиста?»
— Умыться можно?
— Умывайся, умывайся.
Пока Евгений стучал клапаном умывальника, Серов ходил по комнате Под его шагами жалобно попискивали половицы.
— Как же докладывать начальству? Комиссар Усатый уже дважды звонил из Валенсии. Евгений промолчал.
— Я тебя спрашиваю? Или пойти к твоему искореженному истребителю и у него получить ответ?
— Ну чего ты кипятишься! — нехотя ответил Евгений — Какая разница, как сбил? Доложи, сбит «савойя», упал там-то и на своих бомбах взорвался Я, Толя, больше всего боялся, что он на город бомбы сбросит, а о том, как докладывать, честное слово, тогда не думал. Извини. Ведь у меня другого выхода не было, вот и ударил.
А о том, что ты без головы остаться мог, не подумал. Моя голова не дороже других. Серов еще раз прошелся по комнате, остановился.
— Ночью, Женя, самолеты огнем пулеметов сбивали. Ты знаком с теми, кому это удалось. Но чтобы в ночном бою самолет был уничтожен таранным ударом — такого еще в истории авиации не было.
— Брось, командир, историческими исследованиями заниматься. Я готов. Едем?
— У нас еще есть время, — посмотрел на часы Серов. — Сходим к твоему истребителю.
Уже рассвело, но над Сабаделем стоял туман. У истребителя хлопотало несколько механиков под руководством Энрике.
— Буэнос диас! Доброе утро! — дружно приветствовали они летчиков.
— Полюбуйся, на что похожа твоя «шестерка»! — B голосе Серова была укоризна, но глаза улыбались.
Евгений обошел свой самолет. Фюзеляж и крылья во многих местах были пробиты пулями, на нижнем крыле зияла огромная дыра, у воздушного винта погнуты концы лопастей. Изуродованное левое колесо было уже снято с оси и лежало рядом на траве.
Степанов вздохнул:
— Я его, Толя, колесами по рулю поворота хотел ударить, но в темноте и от волнения немного не рассчитал, — извиняющимся тоном сказал он.
— Ну как, Энрике? — обратился Серов к Гомесу. Цокнув языком, механик пнул ногой колесо.
— Красивая работа, камарада Родриго. Повозиться придется, но ничего. К вечеру сделаем «чато».
— Вот как, — улыбнулся Анатолий. — Я думал, Энрике своего командира ругать будет за исковерканный самолет. А он туда же, восторгается.
Подъехала легковая машина. Открывая дверцу «крейслера», Евгений обернулся к Анатолию:
— Скажи своему шоферу, чтоб поосторожнее ехал. Не ровен час, опрокинемся. Никак не могу привыкнуть к испанской манере езды.
— Садись, именинник. Сам-то осторожно ездишь? — указав на самолет, усмехнулся Серов.
— Там правила другие. Машина рванулась с места.
Не доезжая до Барселоны, лимузин свернул с широкого шоссе. По ухабистой горной дороге, несмотря на ранний час, двигались большие группы людей.
— Наверное, к твоему «крестнику» идут. Стой! — неожиданно закричал шоферу Серов. — Заберем бабушку, — он показал на старуху во всем черном, с палкой в руке.
Старая женщина не сразу поняла, чего хочет от нее одетый в кожаное пальто русоволосый богатырь. Когда ей объяснили, что «камарада русо» приглашает ее доехать до места падения фашистского самолета, испанка радостно закивала головой. Приподняв юбки, она ловко села рядом с шофером.
— Вот так-то, мать! — довольно сказал Серов, устраиваясь рядом с Евгением.
Женщина обернулась к летчикам.
— Мать, — повторила она и улыбнулась ласково. Переваливаясь с боку на бок, «крейслер» медленно двинулся вперед.
За поворотом открылась широкая просека с поваленными и обломанными апельсиновыми деревьями. Полусозревшие плоды, сломанные ветви устилали мокрую землю. Кругом валялись разметанные взрывом куски металла — все, что осталось от «савойи». Машина остановилась.
— Приехали, мать, на выставку, — засмеялся Серов.
— Пойду хвостовое оперение поищу, — сказал Евгений, вылезая из «крейслера».
— Смотри, Женя, раньше нас кто-то прикатил, — Анатолий показал на зеленую легковую машину.