— У тебя бинарность исхода игры и ограниченность ресурсов прошита прямо в корне программы или ты можешь это как-то переделать? — Ошарашила Россомаха вопросиком, — Рано или поздно будет новый полупроводник. Это колоссально другая вычислительная мощность. А значит и рост производительности труда и возможностей управления. Ты что будешь делать, когда 90% твоих призов станут физически доступны аккаунтам без всякой игры?
— Спасибо за вопрос, я что-то не думал об этом, — Лесли смотрел на Мага с почтением, — Мне бинарность и ограниченность необходима. Иначе какая же игра? Должен быть выигрыш, должен быть и проигрыш. Если все итак довольны, то и стремиться не к чему. И казино без прибыли, и человечек без развития. А ты что думаешь?
— Мы можем пойти на обеспечение всех живых базовым безусловным доходом, достаточным для физиологического выживания. А ты тогда ужесточишь правила игры за те призы, которые выше по затратной шкале. У тебя сейчас пять тысяч призов в номенклатуре, станет пятьсот, но борьбу за них сделаешь сложней чем сейчас.
— Маловато пятьсот… сельпо голимое. Мы же фабрика грез все-таки.
— Тогда по другому можно. Твои сегодняшние пять тысяч — это упрощенный перечень типовых желаний, примерно подходящих под те, что есть реально у живых. Уникальных желаний-то миллиарды. Ты их обобщаешь исходя из вычислительных возможностей своего сервера. С новым полупроводником ты сможешь упрощать до пятидесяти тысяч и справишься с управлением игрой с таким количеством сложных призов. И алгоритмы успехов отработаешь и сможешь наполнить игру событиями.
— Все равно плотность игроков на каждый приз уменьшится в десять раз, а значит и сложность игры, — Лесли перевел взгляд на каменновекского мужика, широкоплечего волосатого громилу с дубиной в руке, — Азарт убавится.
— Думай. Твоя система с массой работает, от тебя плясать будем. Ты когда определишься, мне скажи свое решение. Буду под тебя подстраиваться.
Часть 2
Охота на Невезучего. Глава 9. Тор
Лилит слышала, как машина мягко прошуршала по мокрому асфальту во дворе, наслаждалась свежим влажным ветром в окне, сочно-зелеными красками вечеревшего леса. Стояла, уперевшись руками в подоконник в холле маленькой виллы посреди Старого Парка в Западном Сити. Лесов в Мановахе не много, все спасение вот в таких немаленьких парках, хранимых от застройки посреди сплошных пейзажей небоскребов. Домик считался съемочной студией телекомпании IGM, которой когда-то управляла Лилит. На самом деле, это было чем-то вроде ее ближней дачей, всего лишь полсотни км от Большой Сферы Сената.
С обеда отпустила домой охрану и прислугу, накрыла в одиночестве на стол. Видела через темные шторы, как из подкатившей к крыльцу машины вышла Маат, отправила на базу водителя, глубоко дыша лесом поднялась по ступенькам. Лейла чувствовала смесь счастья и беззаботности от встречи с подругой своей молодости и тревоги от предстоящего разговора. По лицу бежали, сменяясь, теплая улыбка и недоумение, неловкость и радость. Одернула на бедрах черное свое простое платье, поправила черный гладкий хаер и решила все-таки улыбаться. Смотрела, как идет к ней в ярко-красном длинном платье, как на бал, Джессика, школьная и студенческая подружка, соратница во всех передрягах, что пришлось пережить в буйной и опасной юности, вместе с которой прорвались на Олимп, потеряв, правда, троих своих друзей.
Последние десять лет мало общались. Бедная Джесс, конечно, никогда не простит все, что было… Приятельских разговоров с тех пор больше не было, только по вопросам Сената, только по политике. Такие деловые контакты были нужны, если о чем-то удавалось договориться республиканке Маринез и прогрессистке Малькольм, то это обеспечивало большинство в Сенате.
Обнялись как когда-то, неловко поцеловались, сдержанно захихикали, уселись за стол. Лейла кивнула ей на собственноручно нарезанные салаты и приготовленный поваром шашлык, налила ей и себе белого сухого вина. Смотрела, не слушая толком, как воркует ни о чем пытавшаяся быть беззаботной подружка. Отмечала, как молодо выглядит, как хороша у нее кожа, какие тонкие ухоженные ручки, как идет ей роскошное платье от крутого мановахского дизайнера. Прикидывала, какие они с ней теперь разные. Когда-то, в студенческой их пятерке с Лебеди, Маат была сложней, опасней и резче, чем в общем-то домашняя и тихая Лилит. Джессика — ярая радикалка, сатанистка, готовая на все за Правду и Справедливость. Лейла просто хотела быть со своим милым Волосом — рискованным интеллектуалом и тоже борцом за Свободу и Светлый Порядок. Просто мечтала пройти с ним весь его молодой богоборческий путь, дождаться, когда остепенится, зажить с ним в тихом красивом домике, в достатке и безопасности, завести детишек и садик во дворе. Волоса взорвали в лифте на взлете карьеры. И леди Маринез с тех пор на все оставшиеся годы совершенно одна. Жутким путем, рискуя всем и всеми, она собрала по частям и активировала плод все трудов своего любимого — Книгу Волоса, Программный комплекс, по которому построен Сенат и вся политическая система в галактиках. Надеялась, что так оживит его, вернет хоть в каком-то смысле. Но нет. Можно было, конечно, радоваться, что Волос, хоть и через десять лет после гибели, ее руками победил. Но никакого мистического возвращения не было. Она не чувствовала его рядом, ей не стало тепло.