Минуя Площадь Короны, которая широкая и открытая, слуги принесли паланкин к заднему двору главного корпуса царской резиденции. Хоть это и Цитадель — царский дворцовый комплекс, средоточие власти великой империи Гувуманга. Но легковых автомобилей тут всего не больше трех десятков, сразу видно кто едет. Паланкин советника гораздо больше подходил царице для таких скрытых объездов своих владений. Накинув вуаль, Саута вышла и быстрым шагом скрылась за колоннами, поднялась к себе в покои, мило кивая встречным придворным и слугам.
В спальной стояла у окна, освежаясь фруктами, смотрела как августовское немилосердное солнце заливает жарким желтым светом каменный простор Площади Короны, как в струящемся мареве дрожат высокие и ровные, крепкие и белоснежные, построенные по инопланетным технологиям стены дворцов управлений внешней и внутренней политики, башни управления кадров. Украшенные золотыми колоннами, портиками и барельефами, трепетавшие знаменами и шумевшие фонтанами и кронами деревьев вдоль стен, это были твердыни власти над огромными просторами Гувуманги и двумя сотнями миллионов людей ее населявшими.
Там среди кабинетной тиши и пыли, где принимались стратегические политические и кадровые решения главной империи континента, корпели над бумажками не больше пяти сотен чиновников. Но всего в Цитадели жили две с половиной тысячи всякого народа и столько же гостили. Все это называлось «Двор», которым по традиции заведовала Царица. Вся эта бездельная с виду расфуфыренная гордая публика являлась сложным инструментом, определявшим культуру страны, общественное мнение и являвшимся чем-то вроде гражданского общества. Конечно, Хозяйка Цитадели управляла всем этим, решая, кого впустить на двор, а кого выгнать, кого возвысить, кого приспустить, чье мнение услышать, а чье не заметить… Но все это было очень опосредованное управление. Пять тысяч голов — достаточное количество, чтоб порождать хаос идей и желаний, неожиданных союзов и склок. Саута была вынуждена допускать здесь все эти разнузданные оргии, кровавые дуэли, ритуалы мудрецов, обожравшихся хны и впадавших в транс будто они колдуны, мутные артпроекты заигравшихся художников. Где-то нельзя было переть против древних традиций чтоб не оскорбить стариков. Где-то было не правильно останавливать рискованные искания молодежи. Хозяйке этого огромного то ли клуба то ли дурдома приходилось даже потакать этим развлечениям, иногда незаметно помогать организоваться чему-нибудь относительно интересному, из-за кулис незаметно дирижируя своим оркестром. Не часто, но случалось в этой куче песка находить золото, брать в работу какие-то возникшие в этом хаосе идеи и мысли, использовать на благо страны местные интриги, принципы и заблуждения.
1-го августа, в День Мирного Неба на Площади Короны у крыльца Царской резиденции проводили торжественный развод караула. К охране Цитадели это действо отношения не имело, отдельный полк Стражей нес службу сам по себе, был единственным в стране вооружен и экипирован всем инопланетным и для ритуалов не годился. На развод выводили три сотни ряженых — рослых красавцев атлетов в белоснежных мундирах с золотыми оторочками и эполетами, в голубых высоких мохнатых шапках, в красных остроносых сапожках. Комплектовали артистов бледными и смуглыми из расчета пятьдесят на пятьдесят, отражая нерушимое единство северного и южных народов Империи.
Строй блистал золотом на вечернем закатном солнце, тысячи придворных и представителей иностранных посольств глазели на военных, бряцавших алебардами и топавших ножками. Слушали надрывный вой боевых труб и гулкое уханье большого барабана. Царь Гувуманги, Наут из рода Кусини, возвышался на верхних ступенях белокаменного крыльца на красном ковре — увешанный золотыми покрывалами и алыми лентами, увенчанный голубым высоким островерхим шлемом-короной. У него справа за спиной стояла Царица Саута. Тридцатипятилетняя, смуглая, высокая и фигуристая, в золотом как чешуя змеи обтягивающем платье с пестрой короной в виде цветочного венка в пышных черных волосах. Любовалась парнем лейтенантом, забавно махавшим сабелькой перед строем.