— Парни сегодня у водопадика — молодцы, — не оборачиваясь, почти не разжимая рта, царь говорил царице, — утешили стариков. На такой молодежи только и держатся наши традиции. Не наказывай.- Уже к прокурору бумагу отправили, — также сквозь зубы цедила Саута, — я убийства покрывать не буду. Хочешь сынка генеральского отмазать, сам Канцлера проси.
Царь Наут невозмутимо улыбался, глядя голубыми глазами сквозь строй и сквозь площадь, его щеки неестественно розовели, он что-то мычал себе под нос и, может, не слышал ответ Сауты. Под неистовый визг дудочек и дробь барабанов артисты двинулись ровными рядами через площадь четко чеканя шаг и звеня алебардами. Царица смотрела на владыку, который, наверное мыслями уже снова в своей башне вместе с приятелями «колдунами» жрет зеленый порошок, после которого два-три дня блуждает в иных мирах и говорит с богами, а потом его взгляд становится еще голубее и отрешеннее, а щечки еще розовей. Все время неустанных странствий Императора по незримым путям и сражений с чудовищами из-за грани, всякой мурой типа управления внешней, внутренней и кадровой политики занималась она. Как бы за одно с делами двора.
На Цитадель легла ночь, отужинав с царем и проводив его «в путь», Саута прошла в свое крыло дворца, нагрянув к фрейлинам. В узкой длинной зале полыхали факелы и стелился томный запах возбуждающих масел. Царица прошла мимо тяжело и шумно дышавших совокуплявшихся молодых тел. Задушевно играл на дудочке мальчик на постаменте как статуя, за столом раскуривали кальян и водили вокруг безумными глазами давешние бойцы почетного караула. Блестя из-под расстегнутого кителя потной безволосой грудью лейтенантик красавчик кудрявый ласкал пятерней соски фрейлины. Саута потянула его за кудри и потащила на балкон. Внизу мерно и тихо гудела неся свои темные широкие воды Мажимаиша, со степей Махалигизы ветер нес прохладу, с берега кричала и квакала ночная буйная жизнь. Саута мягко держала офицерика за макушку, чувствуя горячие потные волосы между пальцев и влажный проворный и веселый язык между ног.
Вышла на улицу, села в закрытый паланкин, счастливая и игривая, помолодевшая. Специальные немые слуги несли через весь парк, где за Академией секретная вертолетная площадка. Невидимка садилась почти бесшумно, едва угадываясь в темноте движением неясных теней. Пока немые слуги выгружали запечатанные коробки из салона, пилот-миротворец в круглом черном гермошлеме подошел к Сауте и отдал ей в руки маленький железный сейф, сказав, что шифр от замка она получила по своему каналу. Укрывшись в паланкине на обратной дороге царица набрала код и открыла, рассмотрела и поднесла к носу щепотку зеленого порошка — тот что надо.
Часть 1
Несвежие трупы. Глава 4, Путь Ведьмы
Душистые дрова, прихваченные в Дунмасите, трещали и пахли звонко и бодро, как буйная жизнь или свежая память. Пламя играло, вылизывая горячими языками ночь, лаская густые тени, легшие на саванну. На шампурах пузырило мясо подстреленной вечером на дороге антилопы, щедро приправленное дурманящими пряностями из ведьминого мешочка. Шаука смеялась, строила глазки Чечеманге, радовалась этому вечеру, этому мясу и костру, теплой лепешке в руке, навалившимся мечтам и чувству свободы, какое бывает, дарит дальняя дорога.
Ведьма взяла в руки свой бубен, повела плечами, тряхнув своими бусами и ожерельями на полуоткрытой груди, запела высоким и мощным голосом. На древнем языке Махалигизы, про вольные горизонты, жаркие страсти, кровавые побоища, тяжкие шаги времени и легкий полет орлов. Она то пронзительно почти визжала нежным девичьим голоском, то по-мужицки басила, то хрипела-шипела старушкой. Ловкие ладони энергично в быстром ритме выбивали из нехитрого бубна сложные и мелодичные звуки, вгоняя в транс. Все вокруг этого костра сейчас вывалилось из всеобщего пространства и времени, ушло куда-то в другой мир, неведомый но добрый.
Она смотрела сквозь огонь на Чечемангу, который уставился на нее не моргая. Наслаждалась игрой огня на его благородном молодом лице, его узкими туго прокаченными плечами, рельефом груди, решительными скулами и ярко отражавшей костер красной звездой на его островерхой шапке. Отводила лицо в сторону и неожиданно опять и опять с неистовыми ударами бубна стреляла своими глазами в упор ему в глаза, то мило улыбаясь, то скалясь хищной степной кошкой.