Анархизм презирает абстрактный капиталистический индивидуализм с его идеями "абсолютной» свободы одних за счет других. Эта теория игнорирует социальный контекст, в котором свобода существует и развивается. «Свобода, которую мы требуем», доказывал Малатеста, «для нас и для других, не абсолютно метафизическая, абстрактная свобода, которая практически неизбежно приведет к притеснению слабых; это реальная свобода, возможная свобода, которая является сознательной общностью интересов, добровольной солидарностью». [Anarchy, стp. 43]
Общество, основанное на абстрактном индивидуализме, приводит к неравенству между заключающими договор людьми и влечет за собой потребность во власти, основанной на законах над людьми и организованном принуждении, чтобы обеспечить соблюдение договоров между ними. Это и есть причина возникновения и развития государства. Эта последовательность очевидна при капитализме, а в первую очередь, на примере теории "общественного договора", которая обосновывает возникновение и развитие государства. Согласно этой теории, люди "свободны", когда они изолированы друг от друга, когда они предположительно жили в "естественном (первобытном) состоянии". Как только они образовывали общество, они, возможно, создавали "договоры" и государство, чтобы управлять им. Однако, помимо того, что эта "теория" – бездоказательная фантазия, крайне далекая от реальности (люди всегда существовали как социальные животные), эта "теория" фактически пытается оправдать власть государства над обществом; а это, в свою очередь, тянет за собой прицепом оправдание капиталистической системы, которой требуется сильное государство. Она также имитирует результаты капиталистических экономических отношений, на которых и построена эта теория. При капитализме, люди "свободны" заключать договоры друг с другом, но на практике собственник управляет наемным рабочим во время действия договора.
Вот почему анархисты не приемлют капиталистического "индивидуализма", поскольку он, как писал Кропоткин, «узкий и эгоистичный индивидуализм… глупый эгоизм, ведущим к умалению личности… ибо это не был индивидуализм. — Он не привел к намеченной цели: к полному, широкому и возможнейшему развитию личности». Иерархия капитализма приводит к «обнищанию индивидуальности», а не ее развитию. Этому анархисты противопоставляют «личность, которая достигла наивысшего развития через наивысшую коммунистическую общительность в том, что касается ее исходных потребностей и ее отношений с другими людьми в целом». [Selected Writings on Anarchism and Revolution, стp. 295, стp. 296 и стp. 297] Для анархистов наша свобода и индивидуальность обогащается людьми вокруг нас, с которыми мы совместно работаем над чем-то, и когда наши отношения строятся на принципах равенства, а не как между хозяином и слугой.
На практике и индивидуализм, и коллективизм ведут к ущемлениям свободы личности, независимости группы и их развитию. Эти теории перетекают каждая в другую: коллективизм ведет к частной форме индивидуализма, а индивидуализм ведет к частной форме коллективизма.
Коллективизм, с его неявным подавлением личности, в конечном счете, обедняет сообщество, поскольку группам дают жизнь люди, которые их составляют. Индивидуализм, с его явным подавлением сообщества (то есть людей, с которыми Вы живете) обедняет личность, так как люди могут полноценно жить только в обществе. Кроме того, индивидуализм, в конце концов, отрицает и принижает со стороны "избранного меньшинства" проницательность и способности людей, составляющих остальную часть общества, и поэтому является источником самоотречения людей от участия в жизни общества. В этом фатальный недостаток индивидуализма (и его противоречие), именуемый «невозможностью для человека достичь действительно полного развития в условиях угнетения масс "благородной аристократией"». Его развитие остается односторонним.» [Peter Kropotkin, Anarchism, стp. 293]
Истинная свобода и сообщество существуют по-другому.
А.2.14 Почему волюнтаризма недостаточно?
Согласно волюнтаристским убеждениям, если ассоциация добровольна, значит она максимально свободна. Анархисты, очевидно волюнтаристы, так как они считают, что только в свободной ассоциации, созданной свободным соглашением, люди могут взращивать, развивать и выражать свою свободу. Однако, очевидно так же, что при капитализме волюнтаризма самого по себе недостаточно, чтобы максимально взрастить свободу.
Волюнтаризм подразумевает обещание (то есть свободу заключать договоры), а обещание подразумевает, что люди способны к независимому суждению и рациональному мышлению. Кроме того, волюнтаризм предполагает, что люди могут переоценивать и менять свои действия и отношения между собой. Капиталистические договоры, однако, противоречат этим признакам волюнтаризма. Поскольку, лишь декларативно будучи "добровольными" (хотя, как мы демонстрируем в разделе B.4, дело совсем не в этом), на деле они приводят к нарушениям свободы, потому что социальные отношения труда за заработную плату предполагают обещание повиноваться за деньги. Кэрол Пейтман указывает на то, что «обещание повиноваться нарушает или ограничивает в той или иной степени свободу личности, равенство, и возможности людей к развитию этих способностей [независимого суждения и рационального мышления]. Обещающий повиноваться, в определенных случаях, отныне ограничен в развитии своих способностей и осуществлении задуманных им действий; он больше не равный, но подчиненный». [The Problem of Political Obligation, стp. 19] Это приводит к тому, что повинующийся руководствуется уже не собственными решениями. Поэтому рациональность волюнтаризма (т.е., когда люди думают сами за себя и имеют неотъемлемое право выражать свою индивидуальность и принимать собственные решения) нарушается в иерархических отношениях, так как некоторые руководят, а остальные им повинуются. (См. также Раздел A.2.8). Поэтому любой волюнтаризм, который порождает отношения подчинения, неполноценен и сам себе противоречит.