Выбрать главу

Очевидно, что добровольный вход - необходимое, но не достаточное условие, чтобы защитить свободу человека. Это вполне понятно, ведь он игнорирует (или считает само собой разумеющимися), социально-бытовые условия, в которых соглашения заключаются и, кроме того, игнорирует общественные отношения, создаваемые ими («Рабочий, вынужденный продавать свой труд, не может оставаться свободным». [Kropotkin, Selected Writings on Anarchism and Revolution, стp. 305]). Любые общественные отношения, основанные на абстрактном индивидуализме, скорее всего, будут опираться на принуждение, силу, власть, а не на свободу.

Что, конечно, лишь мираж свободы, согласно определению которой люди развивают свои способности и действуют по собственной воле. Поэтому волюнтаризма недостаточно, чтобы создать общество, в котором свобода достигнет своего максимума. Вот почему анархисты считают, что добровольная ассоциация должна дополняться самоуправлением (прямой демократией) в этих ассоциациях. Для анархистов переход к волюнтаризму подразумевает самоуправление. Или, как отмечал Прудон, «как индивидуализм - исконный основополагающий признак человечества, так ассоциация - его дополняющее свойство».[System of Economical Contradictions, стр. 430]

Конечно, можно возразить, что анархисты считают одни формы социальных отношений лучше других, и что истинный либертарный социалист должен позволить людям выбирать те социальные отношения, которые им больше нравятся. Сначала ответим на второе возражение. В обществе, основанном на частной собственности (и государстве), у владеющих собственностью всегда больше власти, которую они традиционно используют для захвата и удержания своей власти. «Богатство - власть, бедность – бесправие» по мнению Альберта Парсонса. Это означает, что при капитализме распиаренная «свобода выбрать» на деле чересчур ограничена. Для подавляющего большинства она становится свободой выбирать хозяина (при рабстве, язвительно замечал Парсонс, господин «выбирает... себе рабов. При системе наемного рабства, наемный раб выбирает себе господина».) При капитализме, подчеркивал Парсонс «лишенные своих естественных прав вынуждены продавать свой труд, служить и повиноваться господствующему классу или протянуть ноги с голода. Нет никакой другой альтернативы. Но некоторые вещи бесценны по сути своей, главные среди которых жизнь и свобода. Свободный человек не продается». [Anarchism, стp. 99 и стp. 98] Почему мы должны оправдывать рабство и терпеть тех, кто желает ограничить свободу других? Фиктивная "свобода" командовать – свобода порабощать, – на самом деле ликвидация истинной свободы, которую необходимо защищать.

Относительно же первого возражения, анархисты признают себя виновными. Да, мы стараемся препятствовать сведению всего многообразия человеческих сущностей к функционалу роботов в пользу ценностей человеческого достоинства, свободы и индивидуальности.

(В части 2.11 мы обсуждаем, почему прямая демократия - необходимое условие волюнтаризма (то есть свободного соглашения). В части B.4 показывается, почему капитализм не может быть основан на равной рыночной власти между собственниками и неимущими).

А.2.15 Что насчет человеческой натуры?

Анархизм не игнорирует "человеческую натуру", наоборот, среди всех политических теорий именно он анализирует ее наиболее тщательно. Слишком часто человеческая натура выдвигается как последний аргумент против анархизма, когда больше уже нечего сказать. Предполагается, что на это анархистам ответить ничего. Однако это не так. Прежде всего, человеческая натура - сложная вещь. Если человеческая натура означает "все, что делают люди", то очевидно, что человеческая натура противоречива: любовь и ненависть, сострадание и бессердечность, мир и насилие, и так далее. Все это люди делали, а значит все это продукты человеческой натуры. А кроме того, человеческая натура меняется с изменением социальных условий. Например, рабство считалось частью человеческой натуры и "нормальным" в течение нескольких тысяч лет. Древние греки считали гомосексуальность абсолютно нормальным явлением, тысячу лет спустя же христианская церковь осудила его как грех. А с развитием государства война стала частью человеческой натуры. Как отмечал Хомский: