2115 год - по мировым подиумам проходит ретро-бум: в моде чулки и ничего больше. Искусство все еще есть - его не может не быть. Президенты всех государств объединились в Абсолютное Правительство для борьбы с угрозой со стороны внеземных цивилизаций. Фантазии становятся реальностью.
Внештатный сотрудник МРКИД 253717 проводит инвентаризацию в архивах музея.
- Ну и пыльно же здесь! Микробы, везде микробы! Будь моя воля, я бы уничтожил весь этот хлам! Бля - а - а ! Чулки порвал! За какого-то Пушкина зацепился... Ну, ладно, что уж теперь поделаешь, куплю последнюю модель... Ну и дизайн... Какой это год? 1975. Ну и что он мог написать в 1975 году? А родился-то он вообще в 1799! Попробуем прочесть:
Я Вас любил, любовь еще, быть может,
В душе моей угасла не совсем,
Но пусть она Вас больше не тревожит,
Я не хочу печалить Вас ничем.
Я Вас любил безмолвно, безнадежно,
То робостью, то ревностью томим,
Я Вас любил так искренно, так нежно,
Как дай Вам Бог любимой быть другим.
Из глаз 253717 капали слезы.
- Вста - а - вай, уже утро! - говорила мне мама, - Вставай, а то всю жизнь проспишь!
"Ну и что? Что здесь такого страшного? В пять лет сны увлекали меня так же, как и в пятнадцать, в двадцать, как и в сорок. Сейчас мне сорок пять. Я сплю всю жизнь и счастлив. Сны освободили меня от карьеры, семьи, друзей и одиночества. Но недавно у меня появилась бессонница..."
"Хотела бы я знать, какую функцию несут все эти люди", -- сказала N, стоя на тротуаре, с надеждой вглядываясь в проезжающие мимо машины.
Никто не останавливался. Никто не реагировал на протянутую в отчаянии руку. Люди лишь мелькали цветными пятнами, первый и последний раз в ее жизни. И пялились. Не смотрели, а именно пялились. Зачем?
Если бы она валялась мертвой, их еще можно было понять, не каждый же день в жизни начинается с мертвеца! А тут...
Последние полчаса автоповтором звучала внутри фраза:
"Когда ты была шлюхой, ты нам нравилась больше".
"Когда ты была шлюхой, ты нам нравилась больше".
"Когда ты была шлюхой, ты нам нравилась больше".
Сумасшедшие дети красили обувь в серый цвет,
Вероятно, в их детстве что-то было не так.
Я подумала, сидя в вагоне метро,
Все-таки нормальные люди выглядят как-то иначе.
Перепуганному одиночеству,
Позабывшему имя - отчество,
Проткнувшему вместо глаз шары
Остается носовым платочеком,
Беспризорным, мокрым комочеком,
Ночью голому вымыть полы.
Потолок растекался белым пятном
По углам росла паутина
Из крана плевалась вода кипятком
Тихо-тихо квартиру штормило.
Так глупо исчезая из мира
Растворялась нервно-лениво
Незаметно, влюбленно, игриво
Догорало мое огниво.
Потом затерялась в страхе
Было стыдно, дрожала телом
И с трудом признавалась в крахе
Мечт, надежд и желаний в целом...
Я проснулась в кошмаре жизни
И сама себя не узнала.
Шепот.
Меня разбудила нежность,
Спутавшая реальность и сны, и шепот.
Я стояла на гранях между
Жизнью и пространством где ты, и шепот.
Я пыталась объединиться, стать снова целой,
Но меня преследовал страх и шепот,
твой шепот.
Аделаида Post.
Многие ( исключая счастливых идиотов) думают что будет конец.
Все рано или поздно должно как-то завершиться. Но этого не будет, Не будет финала ни всему человечеству, ни отдельным жалким человечкам.
Конца вообще нет.
Есть бесконечность.
И лучше тоже не будет.
Так было, так есть и так всегда.
И это не я один умный придумал, это истина, которую большинство игнорирует. А Пелевин, Стругацкие, Оруэлл, Воннегут, и т. д., и т. п., не говоря уже о далеком прошлом, это поняли. И кое-кто еще, только молчат.
Что-то пытались объяснить буддийские школы, но ушли в заблуждения.
Человек слеп и ничего не знает. Его очень легко ввести в заблуждение, очень легко обмануть, запутать.
Я совершенно растерян, но мне все это очень нравится, мне интересна жизнь. Ты понимаешь меня, че?
Время подчиняется лишь закону,
Данному им самим;
И камень скатывается по склону
Вниз - цел и невредим;
И стрела, пущенная умелой рукою,
Достигает обычно центра мишени;
И кому-то все же дается такое
Состояние - без ощущений,
Без колебаний, без фраз, без мыслей,
Без строк и домыслов - плача пера,
Только воспоминания привкус кислый,
Как то, что не случилось вчера.
Жабье и рыбное
Липкое чувство,
Что все не так;
Кажусь себе ртом,
Кормящим желудок...
Живот надрывался, жирел и разбухал, а потом - пытался избавиться от набившей его пищи при помощи тошноты. И это всегда вызывало у меня лишь одно воспоминание: когда-то я был с одной женщиной. И мы были с ней одно...
Она стучала бусами о ладонь, перекладывала их из одной руки в другую, пластмассовый жемчуг издавал странные звуки, а она одевала бусы на шею в несколько рядов, снимала, цепляла за уши, голову и бормотала: "И перья страуса склоненные в моем качаются мозгу..."
Но так недолго... А жалею я об этом всю жизнь.
Бывает: обронишь фразу, взгляд, намек, а потом жалеешь. Так было и с ней - она была моим моментальным наитием. Скрытым шансом.
Я ушел, отпустил и отступил.
Устал заранее, и...
Вчера пытался представить себе жизнь. И не смог.
Когда я был маленьким, маленьким мальчиком, мне всегда хотелось, чтобы у меня не было родителей. Т.е. я не хотел, чтобы мои мама и папа умерли. Я считал, что было бы лучше, если бы их просто никогда не существовало.
Во всех книжках, которые я читал, дети были сиротами. И мне казалось, что будь я сиротой, про меня тоже написали бы хорошую книгу. И вообще, я обрел бы свободу. Свободу и страдание, потому что когда нет родителей, -это значит, что у человека трагедия. И я мог бы быть художником или наркоманом, или еще кем-то, кем стыдно быть, когда у тебя есть родственники.
Ведь нельзя огорчать родителей.
Нельзя прийти домой и заявить: "Мама, я -- наркоман". Дескать, не принимаю несовершенства этого мира и плевать мне на все.
Нельзя.
В душе же я всегда чувствовал себя сиротой. Иногда даже не понимал, почему это мам одевает меня, куда-то ведет, запрещает что-то делать, вытирает нос.
Как я хотел стать "маленьким оборвышем", "без семьи", "ребенком подземелья"! Это было для меня равносильно тому, чтобы стать личностью.
А вчера мне приснился сон -- будто я превратился в уродца на кривых ножках, с лицом, подобным разварившемуся картофелю -- как у голландцев, помнишь?
И еще, че.
Если голос пронзает тебя:
-- Это снова не ты... Не ты... -- НЕ ВЕРЬ.
Ты просто растешь.
Или падаешь.
Ты с разбега бросаешься в холод, оплаченный кровью,
Выпадаешь из поезда жизни, и - носом - в снег.
И, вдохнув паровозную гарь, ты поставишь условие:
Так и лежать, не разжимая распухших век.
Так и глядеть, лишь в себя, отражаясь в зрачках,
Так и вдыхать, смакуя, смесь мороза и гари,
Чтобы услышать - голос скрипки о двух смычках
Прорезает насквозь все извилины двух полушарий.
И, наконец, свой последний вдох уподобить такту,
Что замыкает мелодию, образуя круг...
И отправить себя убегать взапуски по тракту,
Избежав счастливо объятий оставленных рук.
Я помню эти твои слова. И ты помнишь. Прошли годы до и годы после, мы все живем так, как будто и не было ничего сказано. А я помню, как ты это сказала. И ты. Ты лежала почти неподвижно со мною рядом, близко-близко, закрытый, спрятанный свет лампы, ты недовольно-нежно царапаешь длинными ногтями свое бледное, красивое лицо, шею, плечи...
В ту ночь нам принесли хорошее, чистое, в комочках вещество, которое, стоит раз попробовать, пускает в глубину твоего Я зародыш и ты всю жизнь вынашиваешь этого ребенка внутри себя, и ждешь, что он закричит свое громкое "хочу!" и пойдешь, найдешь, купишь.