— Товарищ Тату, — тихо окликнул Макс. Че Гевара поднял голову и недовольно поглядел на зверолова. Дышал он тяжело и шумно — видимо, близился новый приступ астмы. — Распорядитесь, чтоб мне выдали винтовку самого крупного калибра и разрывные патроны.
Команданте задумчиво прищурился.
— Вы полагаете, они понадобятся? — спросил он.
— Полагаю, — кивнул Макс. — И точно знаю, что они у вас есть. Я узнал ящики, — объяснил он в ответ на насмешливый взгляд команданте. — Это снаряжение охотников, а не солдат. Мое снаряжение.
— Вы еще свои грузовики назад потребуйте, — проворчал Че Гевара и закашлялся. — Собственник…
— Мне нужны разрывные, — повторил Макс. — Вы сами завтра будете рады…
Че дернул плечом и быстро нацарапал записку.
— Вот, отдайте товарищу Моджа, — сказал он, протягивая листок бумаги. — Что-то еще?
Макс помялся.
— Эти Черные Ю-Ю, — сказал он. — Не стоит ночевать завтра у озера. Лучше оставить лагерь здесь.
— Не думаю, — ответил Че Гевара и снова взялся за ручку. — Можете идти, товарищ Морено.
Двумя часами раньше Мария, не выдержав давления выпитой за день воды, отошла от лагеря. Идти пришлось далеко — редкие, голые стволы не давали укрытия, и лишь метров через пятьдесят Мария нашла толстую корягу с растопыренными корнями, за которой можно было присесть. Она едва успела задрать подол, как за спиной раздалось тихое, вкрадчивое хихикание. Мария застыла; горло перехватило — ни крикнуть, ни даже застонать… Со стыдом и ужасом она почувствовала, как по ноге льется горячая струя — организм не выдержал ожидания и страха. Кто-то снова засмеялся, и волоски вдоль хребта встали дыбом. Гиена? Черный Ю-Ю? Мария не слышала шагов, толстый слой опавших листьев глушил любые звуки, и подкрасться к ней мог кто угодно. Тихо хрустнула ветка; Мария почувствовала на шее дыхание, пахнущее пылью и старостью; почувствовала, что уже может кричать, и вздохнула, но тут между лопатками ткнулось что-то твердое и очень холодное.
— Не кричи, деточка, — прошелестел знакомый голос, и Мария с шумом выпустила воздух. Она могла видеть, как между деревьями мелькают спины кубинцев, разбивающих лагерь, как бледными бабочками летают руки Цветкова, что-то объясняющего колдуну. Стоило русскому оглянуться — и он увидел бы Марию, застывшую с задранным подолом, и Горбатую Мириам у нее за спиной. Горячие слезы потекли по лицу.
— Умница, деточка, — прошептала старуха и сильнее вдавила железо в спину девушки. — Отпусти юбку, не позорься. И тихо-тихо поворачивайся…
Мария наконец оторвала руки от подола и развернулась. Горбатой Мириам она не увидела — старуха все время оставалась сзади, не отнимая железа от спины девушки. «Иди», — шепнула она, и Мария послушно побрела прочь от лагеря.
Они двигались в сторону озера. Сумрак стремительно сменялся непроницаемой темнотой, подсвеченной невиданными, мертвенными огнями. Мерцали стволы деревьев, палые, гнилые листья переливались холодным зеленоватым светом, и на них перемигивались светляки. Края грибных шляпок сияли пурпуром, золотом и синевой. Свет отделялся от предметов и сгущался — краем глаза Мария заметила ярко-алый круг, висящий прямо в воздухе, потом — желтый… Когда впереди замерцала синева, Горбатая Мириам решила, что они ушли достаточно далеко.
Давление на спину ослабло, а потом вовсе исчезло. Мария развернулась, почувствовав, как движение воздуха обдало холодом мокрую от пота спину. Горбатая Мириам стояла, по-обезьяньи свесив кисти, и оружия в руках не было. Голубые блики плыли по морщинистому лицу, углубляли тени, превращая его в резную маску колдуна. За пятном света виднелись какие-то нагромождения камней — то ли скалы-останцы, то ли развалины гигантских зданий, гибнущих под грузом растений… Мария не стала к ним присматриваться.
— Ты слишком много времени проводишь с мужчинами, деточка, — укоризненно проговорила старуха. — Ты заразилась их верой в оружие и силу. Глупо. Ты же женщина, тебе это не к лицу.
Она наставительно подняла указательным палец, и Мария поняла: то, что она приняла за дуло пистолета, было всего лишь длинным желтым ногтем старухи. Мария выпрямилась. Ее глаза загорелись гневом.
— Ты не получишь Обезьянку, старая дрянь, — сказала она. — Оставь меня в покое — ты никогда не получишь ее.
Отпихнув старуху с дороги, она пошла назад, но успела сделать лишь несколько шагов.