На фоне этих грозных событий Че с 20 долларами в кармане отправился в Сальвадор, где намеревался получить новую гватемальскую визу. В пансионе он был должен за два месяца, но хозяин согласился отпустить его на время под долговую расписку. Сальвадорские пограничники не хотели пускать подозрительного молодого человека из «красной» Гватемалы, у которого к тому же нашли не менее подозрительные книги. Дело решила небольшая взятка: к тому времени Эрнесто поднаторел в общении с самыми различными латиноамериканскими блюстителями порядка.
В провинциальном сальвадорском центре городе Санта-Ана Че подал ходатайство на новую гватемальскую визу и сразу же отправился изучать руины цивилизации майя. Особенно его интересовали величественные постройки в гондурасском Копане. Но в гондурасской визе ему отказали, видимо, просто потому, что он прибыл из Гватемалы. Вместо всемирно известного Копана Че пришлось удовлетвориться изучением доколумбовой культуры индейцев пипили в самом Сальвадоре.
Наверное, гондурасские бюрократы были не столь уж и неправы — помимо руин майя Че очень хотелось понаблюдать за готовившейся в Гондурасе всеобщей забастовкой. В стране, где были запрещены и забастовки, и профсоюзы, стачка могла вылиться в серьезные беспорядки.
Че писал матери («дорогой старушке»), что ведет в Сальвадоре здоровую жизнь — спит на берегу океана в спальном мешке, диету не соблюдает и проводит «очень красную по цвету» пропаганду среди случайных знакомых. Немного выпив, он с друзьями спел пару революционных песен и немедленно оказался в местном полицейском участке. Тамошний начальник проявил сочувствие к бестолковым юнцам, отпустил их и впредь порекомендовал лучше воспевать розы на закате: «…Я предпочел сонет, обратился в дым и исчез»45.
Получив визу, Че вернулся в Гватемалу через тот самый Пуэрто-Барриос, где совсем недавно разгрузился шведский «Альфхем». Тут у него кончились все деньги и, чтобы заработать на железнодорожный билет до столицы, он нанялся на дорожное строительство. Причем Эрнесто досталась самая тяжелая работа — таскать бочки с битумом по 12 часов в сутки с 6 часов вечера до 6 утра. Вечером, вспоминал Че, он уставал настолько, что превращался в пошатывающегося робота («боло», или «пьяница», как называли таких трудяг местные жители), трудившегося скорее по инерции. К тому же рабочим досаждали тучи кусачих москитов. За две ночи каторжного труда Че заработал деньги на билет (ему платили 2,63 песо в день): «…Мои руки превратились в месиво, а о спине вообще лучше молчать, но признаюсь — я счастлив… Я превратился в настоящую свинью, вымазанную с ног до головы битумом, и все же я доволен. Мне выдали мой билет, а одна старая женщина, у которой я питался, сказала мне, что я должен передать доллар ее сыну в городе Гватемале. Я доказал, что могу преодолеть многое, с чем мне придется столкнуться, а если бы не моя астма, то гораздо больше»46. Естественно, что Че вернул доллар.
Что касается истории с «Альфхемом», то Че выразил в письме к матери свое мнение следующим образом: «Фруктовая компания неистовствует. И конечно, Даллес и компания хотят организовать интервенцию против Гватемалы, из-за того, что эта страна совершила ужасное преступление, закупив оружие там, где ей заблагорассудилось, особенно после того как США уже давно отказывались продать ей даже один патрон»47.
Хотя теперь у Че была новая гватемальская виза, дела с работой никак не продвигались. Он писал матери, что намерен повидать и другие страны и, наверное, скоро отправится на север, в Мексику. Однако в письме от апреля 1954 года, видимо, не желая сильно огорчать «дорогую старушку», он весьма туманно рассуждал о своем истинном предназначении: «…Наша [Латинская] Америка будет сценой моих приключений, причем в гораздо более значительном смысле, чем я мог себе представить. Я чувствую, что я уже научился реально понимать это и я ощущаю себя [латиноамериканцем…»48 В этом же письме он впервые сообщает об Ильде: «…Я пью мате, если он у меня есть, и веду непрерывные дискуссии с моим товарищем Ильдой Гадеа, девушкой-апристкой, которую я с характерной для меня мягкостью (здесь ирония: мягким спорщиком Че никогда не был. — Н. П.) пытаюсь убедить, чтобы она рассталась с этой дерьмовой партией. У нее как минимум сердце из чистой платины. Ее помощь ощущается во всех аспектах моей повседневной жизни (особенно в пансионе)»49.