Но радость длилась недолго. Отец Че вспоминает: «Не успели мы осушить бокалы в честь свержения Батисты, как услышали ужасную новость. Эрнесто смертельно ранен при взятии кубинской столицы». И снова Гевара Линч в отчаянии пытался узнать, верно ли это сообщение. Семья пережила два страшных часа, пока наконец представитель «Движения 26 июля» в Буэнос-Айресе не передал им, что информация ложная.
Че со свитой прибыл в огромную испанскую колониальную крепость в предрассветных сумерках 3 января. Тамошний полк из трех тысяч человек уже сдался ополченцам «26 июля» и выстроился на плацу к прибытию Че. Он обратился к ним покровительственно, назвав «неоколониальной армией», которая научит его повстанческое войско «маршировать» и которую партизаны научат «воевать».
Днем раньше в ставку генштаба «Кемп-Колумбию» прибыл Камило и принял командование от полковника Рамона Баркина. Генерал Кантильо был арестован. Фидель же с триумфом вошел в Сантьяго. Выступая перед приветствовавшей его толпой, он объявил город временной столицей Кубы, а прибывшего из Венесуэлы Мануэля Уррутиа новым президентом.
Карлос Франки, находившийся при Фиделе, не мог понять, почему Че отослали в Ла-Кабанью. «Помню, я много размышлял о причине этого приказа Фиделя: ведь центром тирании и военной власти был «Кемп-Колумбия»… Че был вторым человеком Революции. По каким же причинам Фидель отправил его в Ла-Кабанью, на второстепенную должность?»
Без сомнения, Фидель выбрал для Че менее заметную роль потому, что не хотел привлекать к нему слишком большого внимания. Ведь для поверженного режима, для его сторонников и для Вашингтона Эрнесто Че Гевара олицетворял собой ужасный образ «коммуниста-интернационалиста», и давать ему ведущую роль на столь раннем этапе означало лишь навлекать беду.
Че был нужен Фиделю для невероятно важной работы по «чистке» старой армии, чтобы закрепить победу, осуществить революционное правосудие над предателями, чивато и военными преступниками Батисты.
IIС зеленого холма, где находились Ла-Кабанья с крепостью Морро, охраняющей порт Гаваны, в январе 1959 г. перед Че, вероятно, открывался тот же вид, что описывал Грэм Грин в опубликованном лишь несколькими месяцами ранее романе «Наш человек в Гаване».
«Город вытянулся вдоль берега океана; волны разбивались у самой Авенида де Масео, и брызги застилали ветровые стекла автомобилей. Розовые, серые, желтые колонны некогда аристократического квартала выветрились, как прибрежные скалы; почерневший облезлый герб красовался над дверью убогой гостиницы, а ставни ночного кабака были ярко выкрашены, чтобы уберечь их от океанской соли и сырости. На западе стальные небоскребы нового города вздымались в светлом февральском небе выше маяков».[24]
При ближайшем рассмотрении оказывалось, что Гавана — это город темных искушений полный казино, ночных клубов и борделей. Там были даже кинотеатры, где показывали порнофильмы, а в театре «Шанхай» в чайна-тауне шли эротические спектакли с горячим парнем по имени Супермен в главной роли. Марихуану и кокаин достать было нетрудно.
В такое место попали Че и его товарищи после двух лет почти полного воздержания, проведенных в горах. Последствия нетрудно предугадать. Своих телохранителей Че держал под строгим контролем, но для Альберто Кастельяноса соблазн оказался слишком велик. «Я был изумлен… Я раньше никогда не был в столице и оказался просто потрясен… Че до рассвета держал меня за работой и у меня не было времени что-нибудь посмотреть. Поэтому иногда по ночам я убегал в город в первую очередь в кабаре. Я никогда не видел столько красивых женщин».
Воздух Гаваны был пропитан сексом. Партизаны ускользали за стены Ла-Кабаньи на свидания с девушками и встречались с ними в кустах у огромной белой статуи Христа, вздымающейся над гаванью. Надо было наводить порядок. Че устроил сразу несколько свадеб для тех бойцов, чьи отношения с любовницами еще не стали «официальными». Церемонией в Ла-Кабанье руководил сам Че, и одним из тех, кому подрезали крылышки, был заблудший Кастельянос, которого в Орьенте ждала невеста.
В других странах Южной и Северной Америки многие разделяли радость победы кубинских революционеров. Война на острове уже давно привлекала общественное внимание, и теперь в Гавану съехались полчища журналистов.
Но даже на Кубе мало кто понимал, что же представляет собой новый режим. Находясь в Сантьяго, Фидель прилагал максимум усилий, чтобы новый режим выглядел умеренным, однако он уже установил модель будущих отношений с «президентом» Уррутиа, позволив ему произвести лишь одно назначение: министра юстиции, а остальных стал назначать сам. Поскольку Уррутиа был благодарен Фиделю за то, что стал президентом, он не стал протестовать. Но даже при этом лишь несколько членов «Движения 26 июля», в основном из льяно, вошли в первоначальный список кабинета министров.